Анастасия Валеева - Экстремальная дама

Очкарик, мужчина лет тридцати, одетый в унылый серый костюм, заговорщически кивнул и нагнулся над столом.

— Четыреста, — вполголоса произнес он, — как и договаривались, Оксана открыла изящную сумочку французской торговой марки “Скарабей”, опять же Юрин подарок, и достала расшитый причудливыми бисерными вензелями кошелек, больше похожий на ридикюль, отсчитала несколько зеленых купюр и положила перед очкариком. Он пересчитал и быстрым птичьим движением спрятал деньги в карман пиджака.

— Остальные получите после того, как я увижу, чего стоит ваша работа, — высокомерно заключила она.

Слегка развинченной походкой Настя направилась к ресторану. Оскорбительная поспешность, с которой с ней простился Санталов, ничуть не поразила ее, просто еще раз напомнила, что, несмотря на статус дорогой жрицы любви, она все же проститутка. Да, порой от своих богатых и не слишком счастливых клиентов ей приходилось выслушивать такие признания и жалобы на тяготы сытой, но неспокойной жизни! Но эти нытики никогда не упускали шанс поставить ее на свое место, подчеркнуть чисто деловой аспект их отношений.

Поначалу, еще работая у Мурашова, Настя весьма болезненно воспринимала подобные замечания, а то и просто жесты, указующие на ее социальную роль. Со временем она усвоила практику относить эти почти незавуалированные требования субординации на счет служебных издержек. Иногда, правда, ее хваленое умение “не вешать нос” не могло избавить ее от горького привкуса во рту, и тогда единственным утешением для нее становилась горсть зеленых бумажек, лежащих в кошельке, да еще сознание, что ее драгоценные клиенты не отличаются ни особым воображением, ни особой одаренностью на предмет счастья.

Она мысленно послала к черту Санта-лова, пожелала всех благ его дуре-жене и вошла в щебечущий симпатичным фонтанчиком холл ресторана. Зеленый ковролин под ногами, обитые зеленым сукном стены подействовали на нее успокаивающе, а лукавая улыбка обаятельного парня в синем пуловере и кожаных брюках, небрежно принявшего номерок из рук пухленькой гардеробщицы и теперь смотрящего в зеркало на Настю, настроил на оптимистический лад. У парня были черные волнистые волосы, открывавшие покатый лоб, немного широковатый нос, гладкая смуглая кожа и красивый дерзкий рот. Карие глаза лучились затаенной симпатией и веселым азартом.

Одарив незнакомца томным взглядом, Настя первой вошла в зал. Ей нравился этот ресторан, его немного тяжеловатый шик. В претенциозности интерьера было что-то старомодное и воркующее. Она знала, сколько усилий нужно приложить, чтобы отодвинуть массивный стул с мягким гобеленовым сиденьем, с точностью, которая открыта скорее не разуму или чувствам, а самым простым ощущениям, открыта рукам, привыкшим к резным спинкам и немного шершавой поверхности дорогой ткани, рукам, чьи осязательные рефлексы незаметно перетекли и, подобно остывшей лаве, застыли в русле отточенного автоматизма.

Ее тихая, мечтательная улыбка, в которой присутствовали сладкая усталость и толика обычного разочарования, приобрела оттенок спокойной уверенности. В зале сидели всего три человека: пожилой дородный мужчина и странная парочка — смазливая, хорошо одетая блондинка с нетерпеливым выражением на лице и ничем не примечательный очкарик.

Настя села за столик у окна, так, чтобы можно было обозревать зал. Попавшийся ей в гардеробе парень приземлился в глубине зала и теперь не смотрел на нее. Он зевнул и взял со стола меню. Еще через секунду к Насте подошла высокая девица в белом переднике. Не глядя в меню, Настя заказала овощной салат, минеральную воду, цыпленка в белом вине и взбитые сливки. Потом вдруг поморщилась, подумав, что в целях поддержания стройности фигуры от такого десерта лучше отказаться, но менять ничего не стала. “Я трачу массу энергии, забавляя этих парней”, — самодовольно подумала она и достала из сумочки зеркальце.

Улыбнувшись своему отражению, она скосила глаза на парочку. Мужчина, одутловатое лицо которого могло свидетельствовать о болезни почек, как, впрочем, и сердца, передал небольшой сверток блондинке. Та с небрежным видом приняла его и, открыв сумку, переливчатая кожа которой привлекла Настино внимание, достала небольшой кошелек. Передав мужчине деньги, она щелкнула замком и обвела зал высокомерным взглядом. Настю не обманул этот взор — он был призван скрыть некоторую растерянность и тревогу. Нервные жесты выдавали блондинку. В ее судорожных движениях и гримасах было что-то от смутной вины и агрессии зажатого подростка.

Настя отвела глаза и снова непроизвольно улыбнулась. В этот момент очкарик суетливо поднялся со стула и быстро зашагал к выходу. Официантка принесла заказ. Настя скосила глаза на симпатичного брюнета. Он с индифферентным видом разглядывал стены заведения. Настя тихо хихикнула, непонимающе пожала плечами и протянула руку к фужеру с минеральной водой.

С первым глотком к ней почему-то вернулась мысль о Стереолопулосе, ее греческом клиенте. Она почувствовала странную щекотку в нижней части живота. Ее губы тронула плотоядная усмешка. Вслед за этим ее глаза снова нашли брюнета. Их взгляды встретились. Настя кокетливо опустила ресницы. Она нутром знала, как понравиться мужчине, но этот брюнет, казалось, вежливо игнорировал ее артистические пассы. Настя надула губки и, склонив голову вбок, потерлась щекой о правое плечо.

Блондинка пыталась всем своим видом демонстрировать скуку. У нее это, однако, получалось плохо. Нервозность давала о себе знать, и все старания смирить тревожные импульсы только оттеняли ее жаркие всполохи. Настя перевела взгляд с блондинки на брюнета. Парню тоже принесли заказ. Он протер вилку и нож салфеткой, но вместо того чтобы приняться за еду, лукаво улыбнулся блондинке. Та не заметила адресованной ей улыбки: она была слишком поглощена своими думами. По ее кукольному личику пробегали тени, она хмурила брови, кривила губы, потом вдруг, как бы спохватившись, обводила зал рассеянным и в то же время торопливым взглядом и снова опускала глаза в тарелку.

"Тоже играет”, — мысленно усмехнулась Настя.

Глотнув вина, брюнет неожиданно поднялся и, даже не взглянув на Настю, направился к блондинке. Настя почувствовала неприятное посасывание под ложечкой и немедленно подцепила вилкой горку слипшейся капусты. Она почти ревновала. Настя со всей простотой, присущей многим проституткам, в том числе и дорогим, полагала, что она неотразима, и была уверена, что стоит ей улыбнуться или томно взглянуть в лицо какому-нибудь олуху, как тот тут же воспламенится. Она путала свои профессиональные навыки со способностью нравиться и возбуждать, присущей женщине вообще. Обилие мужчин, желающих лишь переспать с ней, она наивно отождествляла с когортой сказочных принцев, жаждущих отдать за нее жизнь. Холодный прагматизм и рассудительность поразительным образом сочеталась в ней с инфантильной уверенностью в собственной неотразимости и романтическими бреднями а-ля Вальтер Скотт.