Фридрих Незнанский - Операция «Кристалл»

— Вась, зачем он тебе? Засыпать нас всех хочешь?

— В каком смысле? — Толстяк побледнел.

— Ну как знаешь. — Блондин пожал плечами и достал пистолет.

— Нет, постой, я все понял! — закричал Вася, отчаянно роясь по карманам. — Подожди, я уже…

Грохнул выстрел, и его мозги забрызгали сидящих рядом. Белобрысый деловито нагнулся и достал из его кармана последний, самый большой бриллиант. Повертел в руках, любуясь красотой огранки, ухмыльнулся и швырнул в воду.

Наверное, большинство из пятнистых людей всерьез считали, что здесь, на чужой земле, они продолжают славные традиции революционеров — подрывают буржуазный мир изнутри, с легкостью выбрасывая в воду драгоценности, на которых, как они считали, и держался капитализм.

Только белобрысый знал истинную цель операции. Потому что была эта цель сверхсекретной, направленной не против всего капитализма, а только против богатейшего из его столпов — корпорации «Марс».

— Кривое не может сделаться прямым, — сказал он нараспев.

Лондон, 1952

— Нет, я теперь сам убедился, что английский юмор уступает русскому, — выпустив из глаза монокль, сказал лорд Шеппард. — Когда я семь лет назад водил морские конвои в Россию…

— Простите, лорд, — мягко перебил его сэр Коллинз, — но России больше нет. Они теперь называются…

— Господи, Коллинз, если мы в курилке парламента, то это вовсе не значит, что я должен выбирать исключительно парламентские выражения. Да я никогда и не выговорю это — Союз Советских Социалистических Республик. Россия! Да, Коллинз, это Россия. Когда я водил морские конвои, я понял, что если в этой войне кто-то и победит, то это будет не СССР, а Россия. Потому что (теперь я вернусь к тому, с чего начал) у них здоровый юмор. Не тонкий английский, не грубый немецкий, не сальный французский, а здоровый общечеловеческий юмор, который дается только молодой и сильной нации.

— Лорд, надеюсь, эти мысли вы не выскажете в вашем спиче на обсуждении доклада премьер-министра.

— А почему бы и нет?

— Потому что наших стариков хватит кондрашка. Они и так напуганы юмором дядюшки Джо. — Коллинз выпустил в потолок струйку синего дыма гаванской сигары.

— Сталин — еще не вся Россия, — поморщился то ли от дыма, то ли от слов Коллинза Шеппард.

— Это тоже впечатления ваших морских конвоев? Вам встретился хоть один русский, который ненавидит Сталина? Или хотя бы недоволен его политикой?

— Прямо они этого не говорили, — стушевался лорд.

— Намекали? — язвительно скривил губы Коллинз.

— И не намекали, — честно признался лорд. — Они предпочитают почему-то об этом вообще не говорить.

— Аполитичны? — все язвительнее улыбался Коллинз.

— Перестаньте, Коллинз, вы же знаете, они боятся! — Шеппард снова вставил монокль в глаз. — Но в целом общее ощущение — людям весело. И в этом смысле я все еще хочу вернуться к русскому юмору…

— Давайте лучше вернемся в зал заседаний, кажется, премьер уже давно начал свой доклад.

Шеппард и Коллинз прислушались — нет, за дверью по-прежнему шумела толпа, казалось, еще возбужденнее, чем прежде.

— Опаздывает, — сказал Шеппард.

— Хитрый лис, — смял сигару в пепельнице Коллинз, — знает же, что бриллиантовые делишки правительства так просто не проскочат через парламент.

— Я думал, Коллинз, что вы куда трезвее, — на этот раз язвительно улыбался Шеппард. — Еще как проскочат. И именно сегодня. Уже к концу заседания. Ведь нам опаздывать нельзя. Слишком большие деньги. Премьер и задерживается потому, что в бриллиантовых делишках, как вы выражаетесь, погрязла половина парламетариев. Вот вы тут плевались в сторону России, а что-то я не слышал вашего гнева по поводу расистской республики.

Коллинз пошел красными пятнами. Но при этом сохранял на лице невозмутимость.

— Скажите, уважаемый сэр Коллинз, сколько акций у вас в «Марс»? — все не отставал Шеппард.

— Надеюсь, эти ваши пассажи — не влияние русского юмора? — зло скривил губы Коллинз. — Вы же знаете, что мои интересы в «Марс» куда меньше, чем у самого королевства.

— Разумеется, наш остров — самый большой бриллиант в короне «Марс». Но вот это и противно.

— Господи, лорд, послушав нас, решат, что мы сумасшедшие, — наконец расхохотался Коллинз, вызвав своим смехом прилив такого же буйного веселья Шеппарда.

— Нет, сэр, мы просто по-английски шутим, — сквозь смех выговорил лорд. — Знаете, я заказал в Америке такую штучку, называется «магнитофон». Записывает разговор на специальную магнитную ленту. Довольно громоздкая вещь, но очень бы нам пригодилась, скажем, сейчас. Мы бы записали этот разговор и дали послушать лейбористам.

— Прекратите, Шеппард, — аж согнулся от смеха Коллинз.

— Представляете, как они стали бы искать в своих рядах этих смелых критиков — Шеппарда и Коллинза. Такие ребята им нужны.

— Очень! Они только своей смелостью и держатся.

— Но они бы их не нашли, — грустно улыбнулся лорд.

— Точно.

Что смешного находили во всем этом разговоре двое подтянутых, сухих джентльмена, неизвестно. Но веселились они от души.

Действительно, парламент в этот день должен был принять программу правительства, в том числе стратегию отношения королевства к корпорации «Марс».

И лейбористы, и консерваторы уже заранее знали, что программа эта будет принята большинством голосов, хотя некоторые горячие головы утверждали, что якшаться с корпорацией из расистской страны — ниже достоинства демократического, свободного государства. Но другие разумные головы напоминали этим ниспровергателям недавнюю историю, когда СССР стал лучшим другом Америки только потому, что у них были общие интересы. Причем коренные интересы.

А разве к коренным, вечным интересам не относится самый дорогой на земле камень? Нет, парламент проголосует «за». Так, немного почешут языки, поиграют в принципиальность. Собственно, весь набор такого рода аргументов и выложили Шеппард и Коллинз в курилке парламента. Возможно, именно это и развеселило их.

И у того, и у другого, как, впрочем, у большинства членов парламента в «Марс» были довольно внушительные пакеты акций. Ну скажите, при чем здесь государственное устройство, когда речь идет о деньгах.

Нет, русский юмор, конечно, великая вещь, но чтобы понять расчетливых парламентариев, даже его не хватает.

К политике вообще трудно подойти с юмором. Разве что с черным.

Эти нехитрые мысли время от времени проносились в ясных головах лордов и сэров, но только как изыск, как игра воображения, но никогда не окрашивались совестью или хотя бы легким укором самим себе. Политика — вещь не только не смешная, но еще и бесчувственная.

Шеппард и Коллинз еще некоторое время досмеивались своим веселым шуткам, а затем вышли в коридор, предварительно сменив выражение лиц на деловито-сумрачное.