Николай Зорин - Непойманный дождь

От прошлой, нездоровой, противоестественной жизни у меня ничего не осталось. Если не считать раздраженной сетчатки глаз и, как следствие, непереносимости яркого света. Но с этим легко справиться – я просто постоянно ношу солнцезащитные очки. Приглушенные тона жизни – полутона, вернее, недотона – еще одна суть моего нового бытия. Все правильно: мир не должен быть слишком ярким, как цвета на экране, это приводит… Лучше не думать, к чему это приводит, не вспоминать. Разносить пакеты, побольше двигаться на свежем воздухе и не вспоминать. Все неизрасходованные силы своей души положить на заботу о близких – мать, сестра, им действительно нужна моя забота – мама так устает, а сестренка очень больна. Хорошо бы еще влюбиться в какую-нибудь девушку, но чего нет, того нет. Пока нет, может, когда-нибудь обрету и это – смогу обрести.

Но главное – ходить и дышать. И не возвращаться в прошлое. Прошлое – ужас и кошмар, туда вход закрыт. Ходить, и дышать, и общаться: здравствуйте, получите письмо, распишитесь. Дружелюбная улыбка, открытый взгляд… Открытый взгляд не совсем получается, мой взгляд закрывают очки. Но это ничего, улыбка искупит. Какая прекрасная работа – разносить почту!

Недавно у нас было собрание – обсуждалась какая-то простая проблема. Мы говорили, мы выступали, всем коллективом решали эту простую задачу – и разрешили, все вместе. Собрание проходило в кабинете заведующей, прекрасный, уютный кабинет, все было так здорово, но тут… Я его обнаружил не сразу, не сразу взглядом натолкнулся. Странно, почему не сразу? Но когда натолкнулся, все было испорчено. Я не смог сделать вид, что этот монстр из прошлого не имеет ко мне никакого отношения – никогда не имел, раз прошлое забыто. Я не смог абстрагироваться, струсил, сбежал! Пришлось потом объяснить, что пошла носом кровь, что от духоты со мной такое бывает. У меня никогда не шла носом кровь!

На следующий день мне дали пакеты, как будто ничего не произошло. Как я был им благодарен!

А впрочем, нужно привыкнуть и к этому. Они, эти монстры, повсюду. Даже на нашей почте их тьма. Иногда мне хочется заразить… нет, разбить все компьютеры мира, молотком сокрушить. Я боюсь их. Ну, не их, а того, что однажды не преодолею искушения – вернусь в прошлое. Не всегда ведь мне нравится работа курьера.

Не вернусь! Там темнота, боль и ужас. Я сделаю вид, что родился курьером, что не имею к этим монстрам никакого отношения, да и пользоваться не умею, как не умею управлять самолетом. Я просто работник курьерской почты, в черных очках, в униформе, с беджиком на груди: «Ефим Долинин. Почта России». Я…

Был и еще один страшный момент, но тогда все обошлось. Из клиники меня забрала мама и привезла в мою квартиру. Мы ехали в такси, я не смотрел на нее, сидел, уставившись в окно, и думал, что везет она меня к себе, что жить мы теперь будем втроем и что возникнет много сложностей, но это ничего, как-нибудь друг к другу притремся, все будет так, как два года назад: я стану гулять с Тоней, заваривать чай к приходу мамы… Но она привезла меня домой. Вот тут-то и наступил тот страшный момент.

Небо в тот день было серое, накрапывал дождь. Мы вышли из машины. Долго и тяжело поднимались по лестнице на мой пятый этаж. На двери белела заплата из нового дерева, замок щелкнул незнакомо – тот, старый, всегда немного заедал… Но все обошлось, все обошлось. Я захотел умереть, но, к счастью, все обошлось. В моей квартире ничто не напоминало… В прихожей не висело больше зеркало, а в комнате… Его унесли, убрали. Стол остался, а его унесли – стол превратился в простой письменный.

И еще на окнах появились шторы. А через неделю я стал курьером.

Моя новая жизнь абсолютно лишена свободного времени, все рассчитано по минутам, и каждая несет в себе лечебную полезность. Словно бывшего наркомана, меня ведут по четко выстроенному распорядку дня, лишь бы не возникло пустоты, незаполненного пространства, во время которого я мог бы сорваться – задуматься. Все участвуют в насыщении графика моего дня: мама, мой друг Алекс и даже младшая сестренка Тоня. Утро начинается со звонка мамы: «Фима, вставай, не забудь позавтракать, не опоздай на работу». И я встаю, послушно завтракаю, отправляюсь разносить заказные письма. В пять работа заканчивается, я еду гулять с Тоней, потому что вчера она взяла с меня твердое обещание, почти клятву – и это тоже своеобразная тактика с ее стороны. Она понимает, что теперь, когда я здесь, внутри жизни, когда вижу ее страдания, ее беспомощность, отказать не смогу. И чуть-чуть на этом спекулирует. Ради меня спекулирует. Ради моего психического здоровья своим физическим нездоровьем. И притворяется наивной и маленькой, младше своих вполне зрелых двенадцати, нарочито восторгаясь обезьянкам в зоопарке, капризничая у клетки с пантерой: «Еще немного постоим, я не хочу уходить, еще немного»; шумно радуясь сахарной вате на палочке. Шесть последних лет она провела в инвалидной коляске – она не может, по определению не может быть такой маленькой дурочкой. Тоня прекрасно понимает, что я это понимаю, но делаю вид, что верю, а она в свою очередь продолжает, притворяясь, восторгаться.

Вечером снова мамина очередь – наступает время трудотерапии. Чуть ли не на следующий день по выходе из клиники она мне сделала очень «полезный» подарок – набор инструментов в ярко-синем блестящем чемоданчике, мечту начинающего сантехника.

– Фим, что-то опять кран в ванной протекает, ты бы не мог посмотреть?

Я не отказываюсь, я смотрю, меняю абсолютно целую прокладку на такую же целую. Я соглашаюсь, что у меня золотые руки, и хочу, в самом деле хочу получать от процесса работы и ее результата удовольствие: кран не течет – как здорово!

– Фимочка, вода в раковине на кухне что-то плохо уходит, ты бы не мог посмотреть?

Вооружаюсь вантузом и смотрю. Вода уходит прекрасно, но я озабоченно прищелкиваю языком, качаю головой, со знанием дела отвинчиваю «колено»… Мышцы мои наливаются силой – вот она, радость труда! Я не отказываюсь принимать участие в лечебных трудопроцедурах.

– Фима, карниз в большой комнате вроде покосился, боюсь, как бы не упал однажды, когда будем задергивать шторы, посмотри, пожалуйста.

Я смотрю, вытаскиваю из кладовки стремянку, достаю из своего чудо-чемоданчика молоток… С карнизом тоже все в порядке, но разве я могу отказать маме, разве я могу отказаться от того, что мне так полезно, разве я враг себе и своим близким? Я не отказываюсь, обозреваю результаты труда и пытаюсь, изо всех сил пытаюсь радоваться жизни, простой правильной жизни.

Переделав все возможные хозяйственные дела, я наконец отправляюсь домой. Но и поздний вечер мой заполнен полезными мероприятиями. Сначала я готовлю себе ужин: в моей новой жизни нет больше места перекусам. Потом ем, а не просто питаюсь, не просто поддерживаю свои жизненные силы, а стараюсь получить наслаждение. После ужина выкуриваю сигарету, хорошую, дорогую, почти безвредную, но очень вкусную. Не спеша, гурманствуя выкуриваю. Мою посуду, прибираю на кухне, принимаю душ, ложусь в постель – на столике у кровати меня дожидается книга – полезная, нужная книга. «Война и мир». В моей прошлой неправильной жизни ей не нашлось места. В школе я тоже не смог ее одолеть, тогда она меня просто взбесила. А теперь вот читаю и радуюсь, дошел уже до сорок пятой страницы третьего тома. Под Толстого я засыпаю, чтобы проснуться утром под мамин звонок.