Анна и Сергей Литвиновы - Красивые, дерзкие, злые

Наконец бандиты ушли. Мама заглянула к Алисе – и ужаснулась происшедшей с ней перемене: девочка закуталась в одеяло, забилась в угол кровати, а ее лицо выражало крайнюю степень испуга. Она дрожала всем телом, зрачки были расширены, глаза не выражали ничего. Маму она опять не узнала, только в ужасе бормотала: «Не хочу! Не хочу! Не забирайте меня!»

Похоже, девочка слышала обрывки доносившегося с кухни бандитского разговора, и ее психике, не окрепшей еще после смерти отца, был нанесен новый удар.

Мать хотела успокоить Алису, приласкать, утешить. Она осторожно дотронулась до ее плеча, но та дико дернулась и панически завизжала.

И как ни пугающе звучали угрозы бандитов – реальный страх за явно заболевшего ребенка заставил на время забыть о них. Мать вызвала «Скорую». При-ехавший молодой врач был внимателен – особенно после того, как женщина вручила ему пятьдесят долларов. Он сказал, что случай очень похож на реактивный психоз. Сделал Алисе укол успокоительного, а когда девочка уснула, вызвал бригаду из «Соловьевки» – клиники неврозов (где у врача работал однокурсник).

Алису госпитализировали. Мама неотлучно находилась с ней. А когда уже под утро вернулась домой, почувствовала сильнейшие боли за грудиной. Пососала нитроглицерин – боль вроде бы отпустила. Но по какому-то наитию все-таки отправила прямо с домашнего телефона телеграмму тете Вере.

Та сохранила ее. Она попросила Алису открыть комод и достать телеграмму из потайного ящичка. На бланке старого образца прыгали буквы:

АЛИСА СИЛЬНО БОЛЬНА = Я ТОЖЕ ПЛОХО СЕБЯ ЧУВСТВУЮ = ПОЖАЛУЙСТА СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ = ЦЕЛУЮ = МИЛА

Заснуть маме в ту ночь так и не удалось, боль за грудиной вернулась, отнялась левая рука. И тогда, как ни неудобно ей было второй раз за сутки вызывать «Скорую», она набрала «03». Приехал фельдшер, измерил давление, сделал кардиограмму. Вынес вердикт: «Похоже, инфаркт. Нужно срочная госпитализизация». Мама попыталась сопротивляться:

– Понимаете, у меня дочка в больнице, мне завтра туда нужно, за ней ухаживать! – на что фельдшер равнодушно сказал:

– Дело ваше, только до дочкиной больницы вы своими ногами не дойдете. Это я вам обещаю.

И мать согласилась на госпитализацию – тем более что сердце все болело, болело... За Алису, за похороненного мужа, за жизнь, рассыпавшуюся в один миг...

Тетя Вера, получив телеграмму, немедленно бросилась звонить в Москву. Телефон кузины не отвечал. Тогда она подхватилась, кое-как отпросилась с работы и кинулась в областной центр на вокзал. Пусть на поезде страшно долго – только денег на самолет у нее все равно не было.

Спустя двое суток, приехав в столицу, тетя Вера разыскала сестру в больнице: в самой обычной, районной – в палате на шесть человек. Тетю Веру к маме пустили. Та лежала, была слаба, но больше всего ее мучил вопрос: как там Алисонька?

Тетя Вера кинулась в «Соловьевку» – к ней спустился дежурный врач. Пугать не стал, но и не обнадежил:

– Случай в каком-то смысле типичный, однако весьма тяжелый. Прогноз, в принципе, благоприятный, но требуется терапия в условиях стационара. Посещения, даже близких родственников, пока нежелательны. Да и все равно, – добавил врач, – Алиса сейчас спит и вряд ли сможет войти в контакт с вами.

Тетя Вера заехала к ним домой за последними мамиными сбережениями, а потом вновь поехала к ней в больницу. Там развила бурную деятельность: перевела мать в отдельную палату, договорилась, чтобы для нее, Веры, поставили здесь же раскладушку. Всю ночь они с мамой проговорили. Та рассказала ей обо всех трагических перипетиях последних нескольких дней и взяла с двоюродной сестры обещание: если с ней вдруг что случится, тетя Вера станет заботиться об Алисе. Денег у Веры не было – получала она на своем бараблинском комбинате сущие гроши. Тогда кузины договорились, что мама завещает тетке – именно ей, потому как Алиса все равно несовершеннолетняя и к тому же нездорова – свою единственную ценность: московскую квартиру.

Тетя Вера согласилась, и назавтра в больницу пригласили нотариуса. Оформили завещание. А на следующий день ситуация удивительным образом начала, как показалось в тот момент тете Вере, налаживаться.

Про Алисину маму врачи стали говорить, что, конечно, надо беречься, но выздоровление не за горами. Ей разрешили вставать, понемногу гулять и «думать о хорошем». Мать, конечно, пыталась, хотя состояние Алисы, а также угрозы бандитов (которые представлялись обычным москвичам в те времена всесильными) ее очень угнетали.

А тетя Вера тем временем отправилась в УБОП на Шаболовку. Там ее приняли очень серьезно, беседовали вежливо и даже позволили написать заявление о вымогательстве. Оперативники проинструктировали ее: лично ни в коем случае ни с кем из бандитов не встречаться. А коли будут телефонные звонки – записывать их на магнитофон. На этот случай тете Вере вручили под расписку телефон с определителем номера и диктофоном.

Однако прошла неделя, а бандюки никак не давали о себе знать.

Пошло на лад и состояние Алисы. Врачи «Соловьевки» разрешили тетке навестить ее. Предупредили: никаких дурных вестей – ничего, что может потревожить больную.

Алиса предстала перед тетей Верой вялой, заторможенной, подурневшей, но адекватной. (Как ни рылась сама Алиса в своей памяти, этого она вспомнить не могла, как не могла припомнить практически ничего из того времени, что она провела в клинике. Всплывали только какие-то крашенные масляной краской стены, ночь, тени от деревьев. Или вдруг лицо врача – такое красивое, что его хотелось расцеловать.) Потом с тетей Верой долго беседовал молодой доктор. Расспрашивал о состоянии здоровья матери, домашних условиях, материальных возможностях. Сказал, что если процесс реабилитации будет идти теми же темпами, то Алису через неделю можно будет выписать под наблюдение психиатра по месту жительства.

Пообещали выписать и маму. Рекомендовали щадящий режим и массированную лекарственную терапию. Следующую неделю тетя Вера провела, разрываясь между двумя больницами. И сестре, и племяннице требовалось привозить все: от лекарств до еды. Нужно было подкармливать врачей, платить сиделкам.

Мамины сбережения быстро кончились. Тетя Вера заказала переговоры с Бараблином, с дядей Колей. Нужны были деньги, и много. Столичные цены приводили тетку в ужас. Их даже сравнить нельзя было с бараблинскими. Дядя Коля на просьбу раздобыть и срочно прислать денег ответил, натурально, матом. Тогда Вера рассказала супругу о завещанной ей квартире. Это изменило дело. В любом случае, сказала Вера, сестра в долгу не останется. В итоге дядя Коля согласился, чтобы спасти сестру и племянницу, продать машину, старенький «Москвич».