Мария Брикер - Фонарь Диогена

Прошло еще десять минут.

– Глафира! – заорал он на весь дом и треснул по столу кулаком. В столовую бочком протиснулась горничная с подносом, на цыпочках подошла к столу, осторожно поставила его перед ним и попятилась к выходу. – Что за хрень ты мне приволокла? – изумился Верховцев: на подносе стояла рюмка с белесой мутной жидкостью и лежал конверт. В помещении резко запахло валерьянкой.

– Read this latter, please, [1] – Прочтите это письмо, пожалуйста (англ.). – прошептала Глафира, поклонилась и пулей вылетела из комнаты.

Верховцев ошалело проводил ее взглядом, отметив, что произношение у горничной действительно идеальное, и уставился на белый прямоугольник. Секунду он смотрел на него в замешательстве и вдруг обмяк на стуле и отчетливо услышал стук своего сердца. «Это конец», – подумал он – и не ошибся.

– Шахновский, сволочь! Ты понимаешь, что случилось?! Она от меня ушла! Лилька, сука, от меня ушла! – Верховцев схватил Илью за грудки и с силой встряхнул его.

– Твою мать, успокойся! Возьми себя в руки! – заорал Шахновский, пытаясь высвободиться из жарких объятий друга.

Верховцев оттолкнул Илью, прошелся по кабинету, уселся за стол, пощелкал выключателем настольной лампы и вдруг с яростью сбил ее со стола кулаком. Она свалилась на пол, разлетелся вдребезги стеклянный абажур, лампочка затрещала и погасла. Шахновский поморщился, выдернул шнур из розетки и покачал головой. Помимо разбитой лампы, на полу валялись книги, бумаги и прочие канцелярские принадлежности. В столовой Верховцев учинил аналогичный кавардак: помещение теперь украшали разбитая посуда, перевернутые стулья, задравший ноги журнальный столик…

– Прости, – неожиданно стих Никита и, обхватив голову руками, скрючился над столом.

– Ничего, бывает, – миролюбиво сказал Илья и присел на стул напротив друга.

– Не понимаю… Я не понимаю, Илья! Как она могла так со мной поступить? Как? Почему?!

– Не гунди ты. Ты уверен, что жена от тебя ушла?

– Ты что, идиот, Шахновский? Она ушла!

– Сам ты идиот! – возмутился друг.

– Я идиот? Это я – идиот? – глаза Верховцева снова налились кровью. – Я все для нее делал, на руках носил, ни в чем отказа она не знала! Лучшие шмотки, лучшие курорты, дорогие украшения, салоны и прочее дерьмо, милое сердцу женщины!

– Я не это…

– Погоди! – заорал Никита. – Да, я запретил ей сниматься в рекламе и моделькой на подиумах дефилировать не позволил – не к лицу жене успешного бизнесмена задницей трясти на всю страну! Да, я отговорил ее в школу идти работать после окончания педа, куда она порывалась податься из благих побуждений. Мать Тереза, блин! Мечтала детей учить. Детей! Дебилов разных, которым начхать на все!

– Никита…

– Не перебивай, Шахновский, в табло получишь! Как тогда, помнишь? Помнишь, Шахновский, наше «девство» золотое? А как мы прыгали от восторга, когда какая-нибудь училка болела? Как радовались, сделав очередную подлян-ку? Мы же учителей за людей не считали! Лилька хотела сеять доброе и вечное, энтузиазмом горела, дурында! Только классовую ненависть еще никто не отменял! – зло усмехнулся Никита. – Ее в этой поганой школе и ученики, и учителя загнобили бы. Разве я не прав?

– Прав, – устало кивнул Илья.

– В том-то и дело! Прав! Тысячу раз прав! Мне нужна была жена со здоровой психикой, а не неврастеничка с посаженными связками.

– Пару месяцев поработала бы и бросила, – снова встрял Шахновский, очень сильно рискуя лишиться зубов.

– Так она ведь не возражала, согласилась со мной! – возмутился Никита.

– Согласилась – и с тоски подыхала в твоей золотой клетке, – буркнул Илья.

– Золотой клетке, говоришь? Я ради нее задницу на британский флаг рвал, бабло рубил, чтобы она царицей жила, ни в чем не нуждалась. А она взяла и ушла! Подлая баба! – Верховцев вскочил и начал носиться по комнате с безумным выражением лица.

– А ну сидеть! – сквозь зубы процедил Илья, и далее последовал монолог народного фольклора, характеризующий Никиту Андреевича живописными непечатными определениями с очень нехорошей стороны.

– Что?! – Никита с изумлением посмотрел на друга и сел… в кресло.

Шахновский никогда не позволял себе подобных высказываний, самое страшное ругательство в его лексиконе было – идиот.

– А то, что внезапный уход Лили перед заключением такой важной сделки может быть не случайным. Ты, конечно, козел, но Лиля тебя любила – это факт. Короче, ситуация требует детальной проверки. Письмо ее дай сюда, хочу на него взглянуть.

– Письма больше не существует, я его порвал.

– Клочки где?

– В пепельнице. Я их сжег.

– Молодец!

– Погоди, Шахновский. Ты хочешь сказать, что Лиля могла уйти от меня не по своей воле? Ее вынудили?

– Разберемся, но я бы на твоем месте не особо радовался такому повороту событий, – нахмурился Шахновский и поднялся.

– Ты куда?

– В спальню твоей жены.

– Зачем?

– Спать! – рявкнул Илья и направился к двери.

– А, понял! Ты это, спокойно, Илюша, не нервничай. Я ведь ничего такого… Ты же меня знаешь. А вдруг, если… О нет, это будет полный трендец! – загундосил Никита, проследовав за другом.

Спальня супруги Верховцева представляла собой жалкое зрелище. Все было перевернуто вверх дном, на полу – ворох одежды, обувь, рассыпанные по полу украшения, косметика, разлитые по ковру духи…

– Я же говорил! – поднял указательный палец Шахновский. – Лилю похитили! Вероятно, она сопротивлялась, поэтому тут такой бардак. Не пойму только, почему никто не слышал шума?

– Шум слышали все, – откашлялся Никита. – Это я тут порядок навел… После того, как письмо прочитал.

– В каком состоянии была комната, когда ты сюда вломился?

– В нормальном.

– Постель была разобрана?

– Нет.

– Вещи все на месте?

– Да откуда я знаю, у нее шмоток – вагон! – заорал Верховцев.

– Глафира! – хором завопили друзья.

Горничная испуганно заглянула в комнату.

– Что, под дверью шпионила, стерва? – ехидно поддел ее Никита, отметив, что лицо у Глаши снова помолодело. – Где Лиля? Отвечай!

– Оставь девушку в покое, – неожиданно ласково проворковал друг. – Проходи, Глаша, садись. Поговорить надо. А ты, Верховцев, вали отсюда! – сменил мурлыкающий тон на суровый Илья и вытолкал Никиту за дверь.

– Все плохо! – вынес вердикт Илья. Никиту он нашел в гостиной. Друг сидел на полу и пил из горлышка виски. Выглядел он вялым и безразличным ко всему.

– Конкретнее, – попросил Никита.

– Судя по всему, Лиля в самом деле тебя бросила. Глашка уверяет, что ты совсем на нее внимания не обращал в последнее время. Лиля переживала, подозревала, что у тебя любовница завелась, и мечтала оторвать тебе яйца, но, видно, нашла другой выход.