Мария Жукова-Гладкова - Виски со сливками

- Людочка, что-нибудь не так? Ты прости, я вашего уклада не знаю. Я же тут в первый раз и, наверное, в последний. Мы с Марисом и дядей Сашей свалились на вашу голову, я понимаю, что некстати. Не обращай на меня никакого внимания! Занимайся своими делами. Хочешь - ляг, я тебя разбужу через часик. Раньше-то мужики в любом случае не вернутся. А хочешь, пошли в мою комнату, у меня поспишь. Услышим, как они приближаются - и встанешь. А я почитаю. Я привыкла под утро ложиться.

Я изображала саму заботу, с беспокойством смотрела Люде в глаза, пытаясь добиться хоть какого-то ответа. Вадим велел за мной следить, чтобы не пошла, куда не следует? Вадим чем-то держит Людмилу, и она его боится?

Внезапно кухарка разрыдалась горючими слезами. Я тут же кинулась к ней, обняла и принялась утешать, как могла. Мне стало ее жалко. Хотя не знаю, нужно ли ее жалеть. Здесь явно что-то было не так. Для ее слез должна быть еще какая-то причина.

- Пойдем на кухню, - еще раз позвала я. - Посидим, чайку попьем, поболтаем. Пойдем, Людочка.

- Господи, - причитала Людмила, - ты первая, кто со мной как с человеком заговорил! Я для ниx - только прислуга. Подай, принеси. Вот. А ты... ты правда со мной за один стол сядешь?

"Ну ничего себе", - подумала я. Я ведь ничего такого и не сказала. Только предложила вместе попить чайку или дать ей поспать, а потом разбудить, когда надо будет.

Я отвела Людмилу на кухню, обнимая за плечи, и усадила за стол, за которым определенно ела прислуга, потом включила электрочайник, спросила, где чашки. Людмила кивнула на один из многочисленных шкафов. Сама она тем временем утирала слезы, пытаясь успокоиться, что у нее не очень хорошо получалось.

Я накрыла на стол, поставив французское печенье и банку клюквенного варенья (явно Людмилиного производства). Сама кухарка тем временем встала, отошла к пеналу, расположенному у той стены, у которой стояла огромная электроплита, открыла пенал, вытащила снизу банку с мукой, пошарила рукой и извлекла початую бутылку "Абсолюта".

- Будешь? - спросила она меня. Я кивнула: надо было устанавливать более тесный контакт, а как его лучше всего установить, если не за бутылкой. Про виски со сливками я пока решила помолчать.

- Ты не волнуйся: это настоящий, а не тот, что хозяин по подвалам разливает, - сообщила мне Людмила.

"Интересное сообщение, - отметила я про себя. - Значит, Марис с дядей Сашей не зря говорили про подпольные цеха. Один официальный на металлопрокатном заводе и несколько подпольных, где разливают непонятно что".

- Я была на заводе Вахтанга Георгиевича, - сообщила я, чтобы еще больше расположить Людмилу к себе. Ведь если не предоставишь человеку никакой информации, ничего и не получишь взамен. - Вернее, я была не у Вахтанга, а у другого человека... Как раз тогда стрельба и началась.

- Какая стрельба? - Людмила смотрела на меня широко открытыми глазами.

- Ты что, не в курсе? - Тут уже я сделала большие глаза.

Людмила хлопнулась на стул, поставила с грохотом "Абсолют" и уставилась на меня.

- А что случилось-то? - тихо спросила она, помолчала несколько секунд и добавила: - Мне вообще ничего не говорят. Держат тут, как в золотой клетке. Никуда не выпускают и ничего не говорят.

"М-да, Интересное кино получается",.- подумала я.

- Давай-ка выпьем, - предложила я - тогда легче говорить будет.

- Ой, стаканы-то! - спохватилась Людмила, вскочила, достала два граненых из шкафа и поставила на стол. - Ты из таких можешь пить? - обратилась она ко мне. - Я вот из таких предпочитаю, а не из хрустальных рюмочек-стопочек. Тьфу, интеллигенция!

- Из любых могу, - сказала я. - Университетов я не кончала и в люди выбилась только благодаря своей внешности. Живу за счет особей мужского пола самцов одним словом. Чтоб их всех инопланетяне кастрировали!

Людмила восприняла мою идею с огромным энтузиазмом и разлила "Абсолют" по граненым стаканам. Никакой запивки не предлагалось.

- А огурцы у тебя есть? - спросила я, глядя на печенье и варенье, которыми мне совсем не хотелось закусывать. - И хлебца черного бы, а?

Соленые огурцы, конечно, нашлись, черного хлеба не было - эти "интеллигенты" (имелись в виду Вадим, Леня и Валентина) почему-то предпочитали белый и Вадим закупал только его.

- По магазинам Вадим ездит? - удивилась я.

- Меня отсюда не выпускают, я же говорю, - угрюмо сказала кухарка. - Я ему список продуктов пишу, он все зaкyпит в любом случае, я машину водить не умею, а отсюда иначе как на тачке никуда не доберешься. Ладно, поехали!

Мы чокнулись, я сделала пару глотков и взялась за огурчик. Люда выхлебала все, что было налито, резко выдохнула воздух, понюхала согнутый указательный палец, откусила "попку" у одного огурца.

- Ой, у меня же маринованный чеснок есть! - вспомнила она. - Хорошо под водочку.

- Давай, - кивнула я, понимая, что чаепитие на сегодня накрылось.

Людмила поставила на стол банку с маринованным чесноком, за которым последовала еще и маринованная морковь.

Кухарка практически сразу раскраснелась, подобрела, видно, что живительная влага быстро растекалась у нее по телу. Да тут еще и собеседница заинтересованная и сочувствующая под боком оказалась... Я превратилась в одно большое ухо.

- Так что же тебя взаперти здесь держат? - осторожно спросила я, добавляя "Абсолют" в наши стаканы. - Что за тюрьма такая?

Людмила грязно выругалась.

- Это не тюрьма, - подняла она на меня глаза. - Ты в настоящей не была, поэтому и говоришь так. - Людмила опять разрыдалась.

Я вскочила, обняла ее, принялась утешать. Она дала волю слезам, потом сказала:

- Эх, Наташа... Мне и поплакаться-то некому. А с тобой почему-то легко говорить. Может, потому что видимся в первый и последний раз?

Я тем временем судорожно размышляла: "Людмила сидела? Тогда почему Вахтанг взял ее к себе на работу? Не знает об этом? Или знает, и поэтому ее из дома не выпускают? Держат рабыней и относятся как к скотине... Так что же, и Вахтанг Георгиевич - нехороший человек?"

Люда помолчала несколько секунд и заговорила, пересказывая свою грустную биографию:

- Дура я была. Мужика выгораживала. Вот. Он говорил: вытащит, если на себя убийство возьму. Он убил, гнида. А меня уговорил его выгородить... сука! Ну что у меня вроде как самооборона... Ну что этот, Васька, ко мне полез пьяный, не понимал по-хорошему, ну, я будто бы его ножиком и пырнула. Вот. А это у них своя разборка была. Из-за бабок, ясное дело. Ну денег, в смысле. Говорил, гнида: самооборона, честь свою защищала... Ну да я еще беременная была. От Гришеньки, чтоб его инопланетяне кастрировали! Давай выпьем за это!

Речь у Людмилы была несвязная, она явно не привыкла четко выражать свои мысли, но суть мне была ясна.

Мы снова приняли: я - пару глоточков, потому что пила не виски со сливками, Людмила - полстакана, утерлась рукавом, на этот раз откусила большой кусок огурца и продолжала: