Евгений Орлов - Крылья для демона

– У меня?

– У бабки: Гриша, церкви, боженька – и ссытся под себя. – Он показал на деньги. – Пилим? – Артем кивнул. Ромка заликовал, перемешав кучки. – Сегодня Галку закажу – всегда косяк с собой.

– И, правда, заткни ей рот. Орет – спать невозможно.

– Такая у нее работа.

– Работа… Помойка!

– Курни, – Ромка сложил свою долю пополам. – Трава от Бога…

– Бога нет! – резко обломал Артем. Рома налил крутой кипяток по кружкам. Старушкина чашка дала течь – паутинка по оранжевым горошинкам. Лужица отвоевывала клеенку и катилась на пол – некрашеные доски захожены до блеска. Артем смял купюры, бормоча в нос. – Черт с ней – ее деньги! – спрятал деньги в карман. И громче. – Звони Галке!

Позднее утро началось с харчка – бабка в туалете промывала горло. Взял голос унитаз, тапки зашаркали к кухне. Дурацкий пьяный сон напомнил о мальчике в обоссаных колготках и мамаше, что как молитву твердит: «Виталя договорился… Виталя договорился…». Нет бы, приснился Вага: «Ай, мама-а! Ай, больна, на-а!». Выработанная донельзя Галка разметалась по дивану, выжав откормленным бюстом немаленького Ромку. Впитался в стены конопляный дым, в бутылке кока-колы плавает «беломорина». Под плотной шторой – полоска света с трудом пронзает духоту. Телевизор нем, видик честно мотает метры пленки. Вспомнить бы, что смотрели до порнухи!.. Артем обмотался полотенцем, неслышно скользнул в ванную.

– Здрасьте, баба Нина! – поздоровался он, едва старуха попыталась открыть рот. Душ заглушил бормотания про «блядь», газету в толчке и описания дороги к покойному деду Григорию. Артем перекричал. – С добрым утром! – Потом он вытер воду, вернулся в комнату, Галка приподняла потекшую ресницу, мутно зыркнула и отвернулась – голый зад рассматривал Артема вызывающе. Одежда пропахла сивухой и дымом. Проверил кошелек – на месте. Старенький будильник пискнул «двенадцать». Артем, походя, нажал стопор. Дверь захлопнулась за спиной.

Их паучий угол не изменился: вечно строится гостиница, хмурые лица на остановке, машины в пробке матерят асфальт. Через дорогу – покосившийся забор Покровского парка. Кладбищенские тополя приоткрывают луковицу часовенки. Артем перешел дорогу, пролез между прутьями и погрузился в шелест. Листочки отталкивали мирскую суету: кладбище оно и есть кладбище – даже бывшее. Потрескавшаяся тропинка потекла под уклон. Затоптанные лавочки, перевернутые урны, стекло – следы вечерней вакханалии. Старушки с собачками, да жмутся редкие студенты. Университет приглядывает снизу монументальным фасадом. Часовенка. Белый кубик с зарешеченными окнами. Рядом, не решается зайти «малиновый пиджак». Приоткрытые двери выпускают монотонное бормотание, шерохи и сладковатый запах.

– Что, братан, держат бесы? – хохотнул Артем.

– Че-о? – «братан» округлил глаза, закрыл волосатой рукой «гимнаста» – золотой слиток в форме креста. Белые глаза пробили навылет. Артем шагнул внутрь… Чувство не понравилось: хотелось благоговения, но вышло разочарование. Сердце приготовилось ликовать – глаза не пустили: увидели священника в затертом золоте и богомольных бабушек, что рассказывали что-то детским картинкам на стенах. Иконы смотрели сквозь, навроде болвана в малиновом. Чтобы никого не обидеть, перекрестился – мгновенно, будто стесняясь. Сухая бабушка окинула глазами неприветливо, сдержанно прошептала:

– Что вы хотели? – Артем схватился за карман.

– Денег… дать. – Старушка перевела:

– Пожертвовать?

– Угу. Кому здесь… – он повертел головой. – Кто принимает?

– Потише! – прошипела она.

– А… – Артем послушно понизил тон. – Давай, мать, тебе отдам? – Она приложила палец к губам, строго показала на жестяной ящик с прорезью. Артем, просунул «пресс». Подмигнул лысому бородачу на картинке:

– От бабы Нины… Ну и от Вагана. – Сквозняк тронул огоньки на свечах. Артем оглянулся на старушку, вернулся к иконе – перекрестился. – Это от меня. Больше не дам! – Прежде чем он ушел, бабушка спросила:

– Может, молитву закажете? – Артем приостановился.

– За Мишку помолись, – решился он.

– Сын?

– Нет, мать – обидел я его…

– (Пауза) Спаси тебя Бог, сынок…

Мир не перевернулся, но карман стал неприятно пуст. «Бабкины» – утешался Артем, плетясь по дорожке. Возвращаться не хотелось: не дом – воровская малина. На пятаке под крестом сколотилась барахолка – «ботаники» меняли марки и монеты. Лавки заняли пенсионеры с шахматами. Внутри дернулось – мешковатый свитер и хвостик, этюдник на коленях. В уголке рта – карандаш, глаза смотрят сквозь крест. Он заглянул на картон: давешняя черно-белая церквушка, желтками светятся луковицы – причудливые фары на ночной дороге.

– Сюда б такой! – Артем показал на жестяную крышу часовни.

– А? – девушка оторвала глаза от креста.

– Тебя как зовут, черно-белая?

– Даша, – она отстраненно окинула его взглядом, узнала.

– Артем, – напомнил он.

– Ар-р… тем, – повторила она. Он присел рядом.

– Не помешаю? – Даша пожала плечами, болтая кисточку в грязной воде. Артем попробовал ее расшевелить. – Долго еще будешь?

– Чего «буду»?

– Рисовать.

– А что?

– Просто…

– Закончила уже. – Даша вытерла кисточку тряпкой, руку – о джинсы. – А что?

– Не бойся меня, ладно? – Дашка фыркнула:

– Вот еще! – картинно громко закрыла крышку этюдника.

Насмехаясь, заскакали воробьи. Старикан стукнул по доске, будто доминошной костью:

– Мат, Петрович! – король унизился щелчком пальца и скатился под ноги. Зрители расслабились смехом.

– Еще! – потребовал Петрович. Ему шумно возразили:

– За пивом дуй! – Проигравший выбрался из круга и закосолапил к ларьку. Артем проводил его взглядом, спросил Дашку, не поворачивая головы.

– Давай встретимся?

– Зачем? – удивилась она.

– Ну… не знаю. – Дашка развеселилась:

– Хм, так я фригидная!

– Вижу. – Даша сорвалась: – Чего ты видишь! – изучила Артема, плотно сжав губы. Дернулась.

– Ну, извини, извини! Сама начала. – Артем придержал за рукав.

– Отпусти! – Он улыбнулся:

– Не убежишь? – Даша напряглась, Артем поднял ладони. – Все, отпускаю-отпускаю! – Она встала: этюдник под мышкой, белые щеки еле подернулись краснотой. Артем попросил. – Пожалуйста, не злись…

Осторожно пробрался «гонец» с пивом, занял место в зрителях, победитель громко заглыкал из горлышка. Даша внимательно смотрит на шахматистов; роятся менялы, студенты делят на круг сигарету.

– У меня пара скоро, – бросила девушка.

– Даш! – Артем умоляюще поднял брови. Она зачем-то вытерла рот рукавом, указала на крест:

– Ты чего на нем висел? – Артем вздрогнул, изучил ее – ни тени издевки.