Анна и Сергей Литвиновы - За минуту до Нового года (сборник)

– И еще Мухин просил, – спокойно продолжал Павлик, – чтоб ему этот твой немецкий профессор написал. Ну, про перспективы, как проходит операция и сколько она стоит…

– А, считай, он тебя послал, – отмахнулась я.

Фонды – они помогают только тем, кому помочь можно. А мой диагноз – пигментный ретинит – считается приговором. Возьми любой справочник, спроси даже самого продвинутого профессора и получишь ответ: ретинит – неизлечимое наследственное заболевание, в настоящее время ни терапевтическим, ни хирургическим методам лечения не поддается.

Встречаются, конечно, и шарлатаны – всех уровней и мастей, – кто самонадеянно берется исцелить. И я к некоторым из таких ходила, а верный Павлик безропотно оплачивал консультации. Но только даже мне, с моим не самым огромным жизненным опытом, хватило ума, чтоб понять: не исправишь органическое поражение зрения никакой лекарственной травой. И уж тем более не помогут магические заклинания.

И только единственному человеку – профессору Штайну из Мюнхенской экспериментальной клиники – я поверила. Хотя тот, в отличие от магов с целителями, громких обещаний не давал. В первом же письме (мне читал его Павлик) написал, что на собственные глаза я рассчитывать уже не могу. Никак. Единственное, что возможно – имплантировать ретинальный протез. Микрочип, воспринимающий свет и передающий информацию нервным волокнам. Однако метод этот – абсолютно неопробованный, клинические испытания только в самом начале. И еще крайне дорогостоящий. Под миллион евро…

И я долго надеялась, что мне удастся раздобыть этот злосчастный миллион. Однако редкие из оставшихся друзей только сочувственно повздыхали, но никто и рублем не помог (да и откуда у моих ровесников деньги?). На мое письмо в Минздрав даже ответа не пришло. Да и от бесчисленных фондов толку оказалось мало. С порога, конечно, не посылали, притворялись, что сочувствуют, только ни один из них ничего путного не предложил. Даже на обследование поехать. Они ведь, хоть и благотворители, а деньги считают четко. Куда проще (и эффектнее в плане пиара) спасти за сто тысяч евро жизнь умирающему ребенку, чем возвращать за сумасшедшие деньги зрение мне. Как сказала очередная чиновница: «В России – слепых сотни тысяч. И никто не жалуется».

И этот олигарх – он тоже, конечно, ничего не сделает.

…А Павлик все что-то говорит и говорит.

– Так я напишу этому твоему профессору? Попрошу его связаться с Мухиным?

– Ох, Паш, да делай ты, что хочешь, – вздохнула я.

Приятно, когда тебе пытаются помочь – пусть и такие никчемные люди, как Пашка. Только ничего у него не получится. Зря я надеялась, что желание, загаданное под бой курантов, исполнится.

Новогодние каникулы прошли скучно – как, впрочем, и вся моя теперешняя жизнь. Сплошная череда пустых дней, когда просыпаешься, завтракаешь, а уже к полудню начинаешь ждать вечера. Того момента, когда тебя, наконец, сморит спасительный сон… Может быть, кто-то из моих собратьев по несчастью и умеет заполнять свое незрячее время, но лично я совершенно потерялась. Ведь все, что я когда-то любила – рисовать, готовить, рассматривать модные фасоны в журналах и магазинах, кататься на лыжах, строить мужчинам глазки, наконец, – теперь оказалось недоступно… Только и остается, что часами валяться в кровати, слушать музыку и, когда настроение становится совсем уж паршивым, рисовать. По памяти. Карандашом. Я не знала, что у меня получается – но рисовала все равно.

А в первый рабочий день (для меня столь же пустой, как и каникулы) случилось нежданное. Ровно в девять утра загремел телефон. Голос в трубке был женским. Незнакомым и очень деловым:

– Ангелина Аркадьевна? Вас беспокоят из Фонда Мухина. Скажите, у вас есть загранпаспорт?

– Д-да… – растерянно пробормотала я.

– Отлично, – равнодушным голосом откликнулась женщина. – Тогда мы вас оформляем на ближайшую возможную дату. Приготовьте две фотографии три на четыре и сегодня в течение дня ждите курьера – он отвезет документы на визу.

А сразу после позвонил ликующий Пашка:

– Ну, я же говорил тебе, что добью их?!

И уже через неделю я вылетала в Германию. Не верила в удачу до последнего момента. Даже когда привезли документы и верный Павлик перечел мне их все, до строчки – и приглашение от немецкого профессора, и оплаченную платежку на пребывание в клинике, и гарантийное письмо, что фонд Мухина обязуется оплатить все дополнительные медицинские процедуры, буде они потребуются… И пока чемодан собирала, опять же с Пашкиной помощью, тоже казалось, что все происходящее – розыгрыш. И даже когда такси несло меня в международный аэропорт, я по-прежнему думала: все происходит не со мной…

Павлик меня проводить, к сожалению, не смог, и в бестолковом, переполненном новыми для меня запахами и звуками Шереметьеве я совершенно потерялась. Это только в цивилизованной Европе инвалиду не дают пропасть. А у нас – толкали да шипели, что я под ногами путаюсь. Совершенно идиотская ситуация: что регистрация идет – знаю, и на каких стойках – тоже, а вот как их найти, не имею ни малейшего понятия. Спасибо, какая-то тетка, в которую я своим чемоданом врезалась, пожалела, обняла, заахала: «Да ты что ж, бедненькая, неужели совсем ничего не видишь?» Проводила до рейса на Мюнхен, самолично дотащила мой чемодан, да еще и на самолетных див напустилась: что, мол, свою пассажирку на произвол судьбы бросили? Регистраторша же за стойкой (я не видела – чувствовала) только плечами пожала. Буркнула: «А мы ее пасти не обязаны. У нас для инвалидов льгот нету».

Впрочем, оказалось, что льготы есть – только не для инвалидов, а для пассажиров бизнес-класса (фонд Мухина не поскупился). Как увидели регистраторши мой билет, сразу и проводник нашелся, и в зал какой-то особый меня проводили – ждать, пока не объявят посадку (по контрасту с остальными помещениями аэропорта, пахло здесь сладко – хорошими духами и свежей выпечкой). Я даже, как в старые, счастливые времена, в «дьюти-фри» заглянула и на ощупь нашла на прилавке бутылочку любимого «Бейлиса». Производители ликера дальновидными людьми оказались – позаботились и о нас, незрячих. Оснастили бутыль выпуклым, легко узнаваемым пальцами узором…

А в Германии все совсем хорошо пошло. Представитель клиники меня уже в самолетной «трубе» встретил, стоял рядом с пограничником. В обход всех очередей провел на паспортный контроль, получил мой багаж, помог забраться в совершенно бесшумный, плавного хода, лимузин… И в клинике меня принимали, будто в дорогом отеле – только приветственного коктейля не хватало (впрочем, вместо него поднесли травяной чай).

Диагностика тоже, не сравнить с российскими больницами, прошла быстро и безболезненно. У нас-то – каждое утро обход и, дай бог, по одному исследованию в день проводят, а начиная с обеда, лежи, бездельничай. Тут же у меня все время, с утра и до ночи, расписано было. Словно в прежние наполненные событиями времена, когда я из школы обычной мчалась в художественную и вечно торопилась… И организовано у буржуев все четко: таблички на кабинетах – на уровне плеча и шрифтом Брайля, а чуть-чуть растеряешься – тут же подскочат, доведут, подскажут.