Виталий Гладкий - Серебряная пуля

Наконец в трубке щелкнуло, и знакомый глуховатый голос сказал:

– Алло! Я слушаю.

– Здравствуйте, Георгий Кузьмич! Извините, что побеспокоил, но мне нужно срочно с вами встретиться.

– Простите, но вы не представились…

– Ой! – невольно воскликнул я и тут же рассмеялся. – Вы не узнали меня, значит, буду богатым. Я Алеша, внук Николая Васильевича Богданова.

– Вот теперь вспомнил… – Голос Георгия Кузьмича потеплел. – Ну конечно же, Алешка. Рад слышать тебя. Что там у тебя стряслось?

– Георгий Кузьмич, это не телефонный разговор…

– Понял. Тогда приезжай ко мне через часок. Время устраивает?

– Вполне.

– Ты еще не забыл, где я живу?

– Ну как можно…

Действительно, как можно забыть те прекрасные вечера, которые я, еще малец, проводил в квартире Георгия Кузьмича, напичканной, с моей детской точки зрения, настоящими сокровищами. Чего там только не было! И африканские маски, и старинные древнегреческие сосуды, начиная от большой амфоры и заканчивая крохотным алавастром для благовоний, и какие-то горшки-черепки совсем неизвестного происхождения, и старинное оружие, развешанное по стенам, и чучела диковинных птиц… А еще много фотографий, в основном групповых, где были изображены голые папуасы, пигмеи и индейцы в боевой раскраске, – Георгий Кузьмич очень много путешествовал. Они висели в рамках, соседствуя со старинными картинами, большей частью акварелями.

Дед и Георгий Кузьмич о чем-то горячо спорили, не забывая прихлебывать из старинных кубков горячий грог (он был их излюбленным напитком), а я как завороженный часами рассматривал диковинные волнистые клинки, мушкетоны и пистоли – точно такие, как в фильмах про пиратов. Мне даже поначалу казалось, что Георгий Кузьмич тоже ходил когда-то по морям-океанам под черным пиратским флагом, настолько он был порывистым и непредсказуемым.

Входная дверь открылась сразу. Я даже не успел нажать на кнопку звонка. Оглянувшись, я кисло скривился – ну никуда теперь не денешься от этих вездесущих камер наблюдения! Георгий Кузьмич тоже обзавелся новинкой, берегущей покой обывателей. Глазок видеокамеры торчал под самым потолком. Впрочем, охранять у Георгия Кузьмича и впрямь было что. По нынешним временам его коллекции представляли большую ценность.

– Ну входи, входи, богатырь! И в кого ты такой большой уродился?

Мы обнялись. Я почувствовал волнение. Мне вдруг показалось, что время пошло вспять и сейчас из кухни выйдет мой дед с кубком грога в руках.

– Извини за беспорядок… – Георгий Кузьмич освободил для меня кресло, в котором лежал плед. – Дочь на даче, поэтому убраться некому. А я уже могу только пыль протирать. И то лишь перед большими праздниками. Здоровье шалит. Годы…

Он и впрямь сильно сдал. Это сколько же ему? – подумал я. Никак не меньше восьмидесяти. А может, и больше. Я никогда не задавался таким вопросом.

– Между прочим, ты легок на помине, – сказал Георгий Кузьмич, устраиваясь напротив меня в своем любимом резном кресле, обитом мягкой коричневой кожей.

Историю этого кресла я знал. У Георгия Кузьмича оно появилось после Отечественной войны, в конце пятидесятых. Какой-то партийный босс менял мебель в своем высоком кабинете и не нашел ничего лучшего, как выбросить антикварную мебель, наследие «проклятого царизма», на свалку. Радуясь тупости чиновника, Георгий Кузьмич подобрал раритет и привел его в надлежащий вид.

– Вчера я был на кладбище, посещал свою Анюту – царствие ей небесное! – Георгий Кузьмич истово перекрестился. – И зашел на могилу Николя… – Так он кликал моего деда, а тот, в свою очередь, называл его Жоржем. – Посидел на скамейке, повспоминал… Немного нас, солдат Великой Отечественной, уже осталось. Совсем немного. И знаешь, в какой-то момент я вдруг увидел внутренним зрением тебя. Правда, в коротких штанишках и с игрушечным револьвером в руках… – Тут он добродушно улыбнулся. – Но это был не мой сын и даже не мой внук, а точно ты. Сознаюсь, я сильно удивился. Вроде мои воспоминания касались только нашей дружбы с твоим дедушкой, а тут такая картина… И лишь когда уходил с кладбища, неожиданно понял, что это Николай подает мне какой-то знак. И он касается тебя. Но что именно за этим скрывается, я понять не мог. И вот, пожалуйста, ты сидишь передо мной и, похоже, тебе есть что мне рассказать.

– Именно так, Георгий Кузьмич. Вы знали Елпидифора Африкановича Брюсова? Он наш сосед с верхнего этажа.

Георгий Кузьмич вдруг изменился в лице. Перемена была неуловимой – словно в летний день солнце на мгновение скрылось за небольшой тучкой, – но в связи с последними событиями все мои чувства были обострены до предела, и я успел уловить это мимолетное изменение во внешнем облике старика.

– Почему – знал? – спросил Георгий Кузьмич каким-то деревянным голосом. – Он что, умер?

– Вчера его убили.

– Не может быть! – не сдержавшись, громко воскликнул Георгий Кузьмич. – Как это случилось?!

Я рассказал. Загорелое лицо Георгия Кузьмича (я знал, что он приобрел этот загар не на пляже; профессор имел маленькую дачку, скорее фазенду советских времен, где у него был сад и огород – для души) с каждым моим словом становилось бледнее и бледнее. Когда я закончил, Георгий Кузьмич выдохнул:

– Невероятно…

– Что – невероятно?

– Он не мог умереть такой смертью!

– Простите – не понял…

– То, о чем я тебе сейчас расскажу, покажется тебе фантастикой. Я и сам долго этому не верил, пока мне в руки не попался истинный раритет – книга дореволюционного историка Евграфа Петровича Савельева под названием «Древняя история казачества». Она была издана в Новочеркасске четырьмя выпусками – с 1913 по 1918 год. В свое время большевики изъяли и уничтожили весь – весь! – тираж, кроме одного-единственного экземпляра. Вот уж поистине «рукописи не горят»… С гордостью могу доложить тебе, что благодаря моим усилиям эта книга была переиздана в Ростове-на-Дону.

Тут Георгий Кузьмич встал и достал из бара графинчик, а с ним блюдечко, на котором лежали посыпанные сахаром лимонные дольки. Видимо, все это он приготовил к моему приходу, потому что лимон еще не пустил сок.

– Думаю, нам не грех немного взбодриться, – сказал Георгий Кузьмич, ставя на стол серебряные рюмки. – Да и за встречу надо выпить. Это мое средство для долголетия… – Он несколько натянуто улыбнулся. – Настойка на двадцати семи травах. Сделана по древнему рецепту алхимиков. Спирт произведен в домашних условиях и сильно отличается от того, что на водочных заводах. Оцени…

Я выпил (хотя и был за рулем) и оценил. Напиток был потрясающим – густой, ароматный и здорово бодрящий. По жилам словно пробежала горячая волна, а голова стала свежей и ясной, будто я только что принял ледяной душ.