Леонид Амстиславский - По моему хотению. Сборник детективов

Мы почти ровесники: мне – 55, ему – 59. Позади – жизнь. Впереди – неизвестность. Посередке – зона строгого режима. Есть о чем поговорить… Он – полковник ГРУ. Когда начал перечислять свои награды, то золотой профиль вождя с двух одноименных орденов и багровые знамена засветились в полумраке «проходняка» неуместным кремлевско – рубиновым цветом. Отдел «Д». Диверсии…

Передо мной, вернее, рядом со мной сидел один из тех, о которых так мало знают, но охотно и много говорят и втайне завидуют. Он побывал там, где когда-то бывал и я. Правда, функции были разными… Я представлял идеологию «победившего развитого социализма» во всем ее мишурном блеске, он – своими методами, предписанными ему не носящими погон генералами, «убеждал» в преимуществах той идеологии, которую нес я… Да, нам было о чем поговорить, что вспомнить и чего лучше не вспоминать…

Мы часто встречались. Кофе – у меня, чай – у него и разговоры, разговоры, разговоры… Нет, разумеется, он не вел дневники. Абсурд! Люди его специальности, возраста и склада характера дневников не ведут. Это занятие для изнасилованных гуманитарным образованием, экспансивно эмансипированных студенточек. Его дневник (скорее, «почасовик» – он помнил все не по дням – это само собой, он помнил все по часам и минутам) был нестираемым и запаролированным хард-диском в безотказном мозговом компьютере.

Но я его таки дожал! А, может, ему просто надоело искать отговорки и отказывать мне. А может, его устроила предложенная мною форма художественно-документального детектива, который я уговорил его написать. От него – факты, реальные события, в которых – непременное условие – он участвовал лично. От меня – «бордюрчики, орнаменты» и прочая литературная вязь, приправы в виде допустимых домыслов и вероятностей, «лирическо-героическая» нота и весь тот декоративно-бутафорный антураж, превращающий реальность в полувымысел.

Тот, кому интересно, легко отделит литературную шелуху и увидит все то, что он захочет показать сквозь призму времени. А мои литературно-художественные занавесочки ведь можно и отодвинуть.

Не так ли? Короче, он писал полувоспоминания, полуотчеты о проделанной работе, я перерабатывал все это сырье, пытаясь соблюсти сюжетную линию и совместить несовместимое – его суховато-отчетный стиль с теми эмоциями, которые этот стиль скрывал. Получалось не так, чтобы очень, но тем не менее… Читайте, что написано, или не читайте вообще. Как говорят, мы сейчас все живем в свободной и демократической стране. Нам отсюда, из строгой зоны, из своих зарешеченных и «заколоченных» локалок, особенно четко видны и «свобода», и «демократия». Итак…

Да, игрушечка непростая. И, скорее всего, не игрушечка вообще. Интересно, что это такое и как это действует?

Кроме клавиатуры, при помощи которой я догадался ввести шифр-код, ни одной кнопки. Может, существует еще какой-то набор цифр, после которого она «заиграет»?

Наученный опытом, буквально крошу на тонкую лапшу, чуть ли не шинкую каждую картонку, на которой наклеены образцы тканей. Сквозь лупу рассматриваю каждую ворсинку этих образцов.

Н-И-Ч-Е-Г-О!

Но ведь так не бывает!

Если приборчик заряжен, он должен работать. Если должен работать, то это должно как-то проявляться. Если это должно проявляться, это должно быть заметно!

Если те, кому все это принадлежало, специально разделили сам прибор и код его зарядки, да еще и замаскировали под дурацкий дисплей с тканями, то…

Разделили! А, может, разделили не на две части, а на три, четыре?

Что там еще было в сумке? Телефон? Про него можно забыть. Поломан и выброшен. Так что даже если на нем (или в нем?) что-то и было, – теперь уже не узнаешь.

Старые шмотки? Маловероятно. Бижутерия? Надо посмотреть повнимательнее…

В течение часа с лупой в руках, бусинка за бусинкой, осмотрел все. Чуть ли не на зуб пробовал. Обычная пластмассовая пляжная бижутерия. Одну бусинку-шарик, показавшуюся мне подозрительной, даже расколол. Молотка не нашел, так я ее дверью расколол. Как орехи в детстве.

Теперь за стеклышки, за такие же бусы-серьги-кулоны, но из цветного стекла. Некоторые даже «огранены под бриллианты». Посмотрим-посмотрим.

Вот, кстати, этот кулончик сине-голубого цвета в виде глаза. Такие продаются в «99 cents» от сглаза… Непонятно, кулон это или брелок? Что-то в нем такое необычное… Не могу понять что.

Сквозь лупу смотрю – кулон как кулон. Полностью литой, стекло или пластик какой-то прозрачный… Но что-то в нем не то…

Точно! Он пару минут назад, когда я только взял его в руки, был сине-голубым, а теперь скорее отдает бирюзой.

Он же лежал под ярким светом! Точно так же, как и сама игрушка!

Значит, «кулончик» тоже зарядился? Что же это может быть? Своеобразный «пульт управления» или что-то другое?

Чего только я с этим кулончиком ни делал: клал на игрушку, под игрушку, приближал, удалял, постукивал, тер, как Алладдин свою лампу – все без толку. У меня аж голова разболелась…

Нет, необходимо расслабиться, переключиться на что-нибудь другое, потом подумаю. Сейчас все равно ни на что дельное я не способен.

Отделяю игрушку с кулончиком от всего остального, прячу как можно дальше и – на воздух. Куда-нибудь, где можно и кофе попить, и сигарету выкурить и ни о чем не думать хотя бы часик. На бордвок.

Грутова арестовали ночью. Знали, кто он! Приехало их очень много, человек 12–15! Видимо, предполагали, что он окажет сопротивление. А он бы мог. Но сопротивления не было. Только когда ему слишком нагло пытались засунуть наркотики в носок (Это ему-то, пятидесятилетнему человеку, боевому офицеру!), Грутов отработанным десятилетиями приемом отшвырнул двоих в штатском и, схватив стул, одним движением превратил его в щепки, ударив кого-то из наиболее ретивых оперативников. Результат, как позже он узнал из протокола, – несколько сломанных ребер, «вдавленная травма черепа и деформация нижней части челюсти». На этом все кончилось. Не хотелось слишком буянить в квартире, пугать жену. Остаток ночи – милицейская клетка в каком-то отделении милиции.

За ужином он чуть выпил и, может быть, поэтому особенной боли не чувствовал. Да и давно научился не реагировать, не принимать в расчет такие мелочи, как боль. Он даже умудрился, несмотря на наручники, которые с него не сняли даже в клетке, подремать пару часов на узкой отполированной тысячью задниц скамье. Рядом копошились, переговаривались, курили какие-то люди, даже один черный откуда-то затесался.

Грутов воспринимал всю эту обстановку краешком сознания. Как автомобилист, подсознательно фиксирующий мелькающие на тротуаре лица. Он думал… Вернее, даже не думал – для «думать» не хватало информации, он методично расставлял по полочкам немногочисленные факты.