Светлана Бестужева-Лада - Мера за меру

Санитарка ушла, причем я заметила, что дверь она отперла ключом, а запирать не стала, просто захлопнула за собой. Странно, право…

Я заставила себя проглотить несколько ложек совершенно безвкусной каши, сваренный из неизвестно чего, зато жидкий чай выпила с жадностью. После чего попыталась встать на ноги. Голова слегка кружилась, меня пошатывало, но до санузла, который действительно находился у входа в палату, я добралась без приключений. Там даже оказалась совершенно мне в данный момент ненужная душевая кабинка, зато не было возможности запереться изнутри.

И моя попытка выглянуть в коридор, увы, не увенчалась успехом. Ручки на двери не было, имелась только замочная скважина странной треугольной формы. И, уже возвращаясь на койку, я заметила на окне, распахнутом настежь в связи с очень жаркой погодой, самую что ни на есть настоящую решетку. Сказано же мне было: психиатрическое отделение. Похоже, я действительно поехала по фазе, если не запомнила такого яркого факта собственной биографии, как полет с седьмого этажа.

Мысль о том, что покинуть квартиру таким экстравагантным способом мне помог муж, я отмела с ходу. Не его стиль. Интересно, он обнаружил, что меня нет дома? Или ему это безразлично, поскольку он сам хотел уйти?

Я снова расплакалась, даже не понимая, по какому, собственно, поводу проливаю слезы. Наверное, потому, что не понимала ситуации, в которой оказалась. Хотя… я пока вообще-то не очень старалась е понять. И еще мне смертельно хотелось курить, но тумбочка рядом с моей койкой была пуста: ничего похожего на какие-то мои личные вещи там не наблюдалось, а уж сигарет и подавно.

А без табачной палочки я не то что в этой замечательной палате – в номере-люкс отеля «Хилтон» сойду с ума максимум через три часа. Причем теперешнее плаксиво-подавленное состояние на фоне никотиновой абстиненции покажется веселым праздником в кругу друзей. Если только меня не станут лечить от пагубной привычки в принудительном, так сказать, порядке. Но и этот процесс явно не сулил мне положительных эмоций.

Мои соседки к ужину практически не притронулись, так поковырялись в мисках чисто символически, только чай пили. Вернулась санитарка и вопрос вырвался у меня прежде, чем я успела подумать об его уместности. Равно как и о его последствиях.

– А где здесь можно покурить?

– Выпить не хочешь? – беззлобно отмахнулась от меня санитарка, собирая грязную посуду с тумбочки. – Или мужика в койку?

– Не хочу, – сохраняя максимум спокойствия из отпущенных мне минимальных для этого возможностей, ответила я. – Без сигарет я тут у вас загнусь.

– Попроси принести, – услышала я в ответ, и дверь захлопнулась.

Красотка Вика молча полезла в свою тумбочку и протянула мне пачку каких-то дорогих сигарет и зажигалку. Я вопросительно посмотрела на нее: дальше-то что? В постели я даже дома не курила, да и пепельницы поблизости не наблюдалось.

– Идите в туалет, Майя, – пришла мне на помощь Нина. – Нам там курить… Ну, скажем, не запрещают. В принципе.

– А вообще?

– А вообще нужно доказать, что ты больше не собираешься самоубиваться. Тогда переведут в открытую палату, а в отделении есть специальная комната для курения.

– Я вообще не собиралась… – начала было я, но Нина меня перебила:

– И я не собиралась. Идите курить, скоро вечерний обход.

Первая затяжка сладко ударила в голову, и на какую-то минуту я почувствовала себя совершенно счастливой. Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья! Но на вторую минуту в кое-как заработавший мозг пришла мысль: а где я вообще буду брать сигареты? Если меня привезли сюда из дома… то есть со двора нашего дома, то должны же были установить мою личность и прихватить с собой хоть какие-то вещи, необходимые в больнице. Хотя бы сумочку с документами, деньгами и теми же сигаретами. О тапочках, халате, зубной щетке и прочих мелочах тоже никто не позаботился. И – что дальше?

Я вернулась в палату и застала уже знакомую картину: Вика лежит на постели лицом к стене, Нина сидит на стуле возле подоконника и любуется «небом в клеточку».

– Спасибо за сигарету, Вика, – сказала я, кладя пачку и зажигалку на тумбочку. – Вы меня просто спасли.

Вика не шелохнулась. За нее ответила Нина:

– Она у нас святая, ей ничего не нужно, все раздает. Так что не бери в голову, Майя… Ничего, что я на «ты»?

– Нормально. Так даже проще. А когда здесь передачи принимают?

Похоже, я с завидной скоростью вписывалась если не в тюремный, то очень близкий к нему режим.

– Каждый день до обеда. Мне мама уже кое-что приносила. А у Вики с этим вообще проблем нет, сама видишь. Муженек грехи замаливает…

– Помолчи, Нина, – услышала я негромкий голос, такой же красивый, как и его обладательница. – Или говори о себе.

– О кей, – покладисто согласилась Нина. – В общем, когда тебе начнут передачи приносить…

В этот момент дверь отворилась и вошел врач в сопровождении медсестры, так что Нина оборвала начатую фразу на полуслове. Вика даже не шелохнулась, хотя именно к ней врач обратился в первую очередь:

– Ну, как мы сегодня? Все еще молчим? Виктория, красавица моя, ну, нельзя же так! Депрессия депрессией, но те лекарства, которые мы вам даем, должны помогать. А вы третий день рот не раскрываете. Как вас лечить прикажете?

Ноль реакции.

– Хорошо, добавим еще одно средство. Оно, правда, вызывает некоторое возбуждение, но, я думаю… Завтра с утречка и начнем. Спит она нормально?

Этот вопрос был адресован уже Нине. Та пожала плечами:

– Не знаю, я-то сплю, как убитая, пока утренние процедуры не начинаются. А то бы еще спала.

– А вы сегодня как?

– Как и вчера! – неожиданно резко отозвалась Нина. – Сюда нужно было не меня, а моего супруга определить, тут ему самое место. А я бы и дома в себя пришла, быстрее, кстати, чем в вашем заведении.

– Нина, но ведь попытка самосожжения…

– Обычно заканчивается летальным исходом. А тут все здорово красиво: волосы сгорели, кожа на голове слегка пострадала. А остальное – в целости и сохранности.

– Милиция определила это как попытку суицида…

– Ах, Петр Андреевич, – с неожиданной горечью отозвалась Нина, – милиционеры, как и все люди, могут ошибаться. И ошибаются.

– Но признаки депрессии-то налицо…

– Точнее, на лице, – усмехнулась Нина. – Знаете, женщины – странные существа, очень трепетно относятся к своей внешности. А у меня волосы были – все бабы от зависти дохли. Такие только в рекламе по телевизору можно увидеть, и то – редко. Теперь нужно ждать, пока отрастут, да не останется ли проплешин. Да будут ли прежними… Как же тут без депрессии? Без депрессии тут никак не обойтись.

– Вылечим, – бодро обещал Перт Андреевич. – Сон наладили и с депрессией справимся. Вместе, конечно.