Наталья Костина - Яд желаний

Но капитан, похоже, уже потерял к нему интерес.

– Может, сходим кофейку попьем? – предложил он. – Там и поведаете нам, простым поклонникам вашего таланта, почему вы не хотите больше петь.

Девушка взглянула на него насмешливо.

– Да вы о моем существовании только сейчас узнали!

– Нет, я вас раньше видел, с кошкой, помните? Полосатая такая! Кстати, у меня тоже кот. Очень люблю животных, – многозначительно добавил он.

– Да, действительно, – вспомнила певица. – Но вы тогда еще не знали, что я пою!

– Догадывался. – Лысенко томно улыбнулся. – Но не представлял в полной мере вашего таланта. А сегодня сразу стал поклонником, – заявил он. – С таким голосом, как у вас, Анечка, нужно петь, и не просто петь…

– Мой будущий муж не хочет, чтобы я работала, – вздохнула девушка. – И не важно, пою я…

– …или кормлю кошек, – закончил за нее капитан. – Ревнует, наверное. Кстати, как там ваша Мурка? Разродилась?

– Сторожиха их всех утопила, – грустно сообщила девушка. – Ночью. Пока меня не было. Я пришла утром, а уже все… Хоть бы одного оставила! Мура так страдала! Ходила по всему театру, звала их! Какое свинство!

– А вы бы не утопили? – спросил капитан.

– Да я понимаю… их уже никто брать не хочет, а она все рожает и рожает…

– А вы бы после спектакля их раздавали, – предложил капитан. – Так сказать, из рук знаменитости…

– Ну, какой знаменитости! Я же пока не Монсеррат Кабалье [16] Монсеррат Кабалье – выдающаяся испанская оперная певица, сопрано. .

– Вот именно, пока. Не знаю насчет Кабалье, не слышал, но вы сегодня пели так… у меня мурашки по телу бежали.

– Ну, значит, получилось. – Аня Белько удовлетворенно усмехнулась.

– А может, передумаете замуж выходить? – Лысенко улыбнулся в ответ во все тридцать два зуба, и глаза у него блеснули.

– Здесь и без меня тесно. Все грызутся, как пауки в банке. Нет, больше не хочу в этом участвовать, – решительно сказала девушка. – Давайте и в самом деле кофе выпьем в парке! Там сейчас хорошо, и я кафе знаю недорогое. Если, конечно, вы еще хотите меня о чем-нибудь спросить.

– Разумеется, хотим. А как же! – обрадовался Лысенко. – А потом можем в кино сходить! Какое вы кино любите?

– Хорошее, – улыбнулась певица.

– А любимый фильм какой? – допытывался капитан.

– «Зеркало» Тарковского. Только его сейчас нигде не показывают. У меня дома кассета есть, я иногда пересматриваю…

На улице вечерело и было уже прохладно. Саша Бухин шел на несколько шагов позади парочки – Лысенко и оперной певицы. Увлеченные каким-то разговором, они, похоже, забыли о нем. Ну, Лысенко известный сердцеед – должно быть, охмуряет сейчас эту Аню Белько. Несмотря на то, что девушка замуж собралась. И даже готова ради этого оставить сцену… Саше почему-то стало грустно. Он вспомнил, что они с Дашкой уже, наверное, с полгода никуда не выходили. Ни в театр, ни даже в кино. Конечно, у них Санька и Данька, куда им сейчас ходить… Однако дело даже не в этом. Недавно Катерина спросила у него, пишет ли еще Дашка стихи. А он не знал, что и ответить. С момента рождения дочерей он ни разу не поинтересовался у жены, пишет ли она. А ведь это так важно… очень важно! Для нее, для Дашки. Вдруг она думает, что его интерес к ее творчеству был только в порядке, так сказать, ухаживания. А едва пошли совместные будни, ему стало не до ее духовной жизни. Да, нужно любой ценой вырваться и сводить Дашку куда-нибудь. Театр… После литературы Саша Бухин больше всего любил театр. Тут все было… настоящее! Квинтэссенция страсти, любви, ненависти…

Я ненавижу наш театр. В нем все неживое, такое же картонное, как в бумажном театре моего детства. Только огромное, преувеличенное и ненастоящее. Фанера, клей, тряпки, блестки… Бутылочные драгоценности, сусальное золото, деревянные мечи… И такие же, как весь этот реквизит, поддельные страсти. Неужели никто, кроме меня, не замечает, как все здесь устарело, пропахло пылью и нафталином, в том числе режиссура и декорации? Недавно я увидела, как поставили «Катерину Измайлову» в Цюрихе. Какая потрясающая сценография, лаконичная и выразительная! Какая концентрация страсти!.. Я была потрясена. А у нас ее ставят в пошлейших декорациях с луной, садом и прочими романтическими глупостями. Конечно, я не режиссер и вообще не имею права голоса… Да и Савицкий не потерпит никакого другого мнения, кроме своего собственного. Стоит кому-то лишь заикнуться о том, что наш театр движется не в ту сторону, он тут же надувается… самовлюбленный индюк! «Публика требует романтики, публика хочет настоящей страсти…» Что он знает о страсти! О подлинной, всепоглощающей, выжигающей все внутри страсти? Мало у кого в жизни случается настоящее, большое чувство: любовь, страсть, ненависть… Да, и ненависть. Такая огромная ненависть, которая толкает на преступление… Но почти никто не решается переступить черту. И поэтому человеку время от времени требуется подделка, суррогат. Он приходит в театр и получает три часа полной жизни. Он живет, любит, умирает и убивает. Как Ромео и Джульетта. Как Отелло и Дездемона… О, как я понимаю Яго! [17] Яго – центральный персонаж трагедии У. Шекспира «Отелло и Дездемона», ставшей основой для оперы Дж. Верди «Отелло». Интриги Яго ведут к тому, что Отелло убивает свою верную жену Дездемону. Человечество и сегодня жаждет крови так же, как и во времена гладиаторов. Кино отчасти утоляет это безумное влечение – но эстеты… эстеты для этого являются в театр. Я ненавижу театральные страсти и ненавижу эстетов… Не слишком ли много ненависти в моей собственной жизни? И не слишком ли много страстей? Я чувствую, что скоро они поглотят меня целиком… Но я ничего не могу с этим поделать… или не хочу. Скорее, не хочу…

Сегодня я целый день вспоминала сон, который недавно видела. Он просто врезался мне в память, и картинки из него до сих пор стоят перед глазами. Там был дом – старинный деревянный дом, каких сейчас уже не строят. Это была чья-то старая дача, и я действительно бывала в этом доме, бабушка меня однажды возила туда. Эта деревянная дача потом сгорела – и сейчас я не смогла бы поехать туда и проверить свои ощущения. А жаль… Помню, когда бабушка рассказала мне о пожаре, я очень живо представила себе, как горит старый дом – со всем, десятилетиями накопленным имуществом – картинами, кружевными занавесками, венскими стульями… Как вспыхивает старый рояль и лопаются струны, издавая последние горестные звуки… Помню, это видение так ужаснуло меня, что я долго ходила сама не своя. И даже невинный огонек спички вызывал во мне страх. Странно, что я приняла так близко к сердцу этот пожар… Может быть, виною тому был фильм «Зеркало» Тарковского, на который мы с бабушкой накануне ходили?