Виктор Бондарчук - Победить, чтобы потерять

Военная прокуратура связалась со своими гражданскими коллегами, и те пообещали подключить к делу общественность, прессу, комитет солдатских матерей. Поскрипев зубами, посетовав на непатриотичность гражданских, вояки отступили, ожидая выхода матросика из больницы. А пока попытались проверить корабельные службы в свете этого происшествия, но опять ничего не вышло. Вмешались какие-то невидимые силы, которые все тихо разрулили в узком кругу.

В общем, никаких разборок, никаких уголовных дел, с леденящими душу обывателя подробностями. Все живы и здоровы, ну и ладненько. А матросик никуда не денется, ему еще служить и служить.

Вот так и случился в Васькиной службе незапланированный отпуск. Теперь его никто не тревожил и не беспокоил, и чем дольше все это продлится, тем лучше. Матери не стали сообщать, что он в больнице, совсем недалеко от дома. Зачем расстраивать и добавлять седин родному человеку? Ведь впереди еще целый год разлуки.

И только сейчас, когда свалилась уйма свободного времени, Васек все проанализировал и с легкой паникой в душе осознал, на каком краю пропасти был. Хорошо, что у него оказались за спиной близкие люди, друзья. Они до сих пор разруливают его проблему, пока он прохлаждается в больнице, под теплым бочком любимой.

Не дай Бог в одиночку попасть в такой переплет, точно кранты будут.

Через неделю Светка сообщила, что все наконец утряслось, на корабле к нему претензий нет, по крайней мере, на словах, военная прокуратура тоже на все закрыла глаза.

Но тут им деваться некуда, слишком все запутано – переплетено. И лучше этот «клубок» не трогать, ведь точно затронешь интересы уважаемых людей, которые могут «засветиться» на фоне истязания матроса срочной службы. Зачем этим негативом добивать последний авторитет армии? И так ее боятся, как черт ладана.

Планы мести, скорее всего, вынашивают. Светка говорит, что из неофициальных источников точно известно, что Строева после больницы вернут на прежнее место службы, то бишь на корабль. А пока из больницы нельзя даже носа высовывать, настолько все серьезно закручено. Сидеть тихо, вернее, косить под сильно больного и ждать, пока Серж гарантированно не утрясет вопрос с новым местом службы. И Васек совсем не жаждет встречи с прежними отцами-начальниками. Он теперь точно знает, чем все это может закончиться.

Светка лежит на плече у своего матросика, на узкой больничной койке, после бурной любви. Умиротворенная и счастливая, все шепчет и шепчет любимому, переходя от спокойного повествования текущих дел, вновь на тему любви, с которой она живет все эти последние дни. Пытается добиться от парня таких же горячих признаний в любви, какие она не жалеет для него.

– Ну, зачем я влюбилась, как последняя дура? Ведь ты меня совсем не любишь. Я для тебя просто подружка, соседка по дому и постоянная давалка.

– Зачем ты так? Мы с тобой больше, чем друзья-любовники. И кто знает, что такое любовь, и на фиг она нужна? Вот ты всегда рядом, и мне хорошо. Сколько себя помню, мы всегда вместе: во дворе, в детсаду, в школе. Вот и думай, кто мы друг для друга. Может, это и есть любовь. А ты сама представляешь, что это такое? Я знаю одно, за тебя жизнь отдам не задумываясь.

– Не надо мне таких жертв, лучше бы замуж взял.

– Вот так всегда, начинаем про любовь, заканчиваем загсом. У тебя эта идея становится навязчивой.

– А что в этом плохого? Я хочу быть женой, госпожой Строевой, а не какой-нибудь подружкой.

– Слушай, Светик, давай эту тему до конца моей службы закроем. Будет у нас еще время этот вопрос порешать, впереди целая жизнь.

Настроение у Светки сразу испортилось, хоть виду и не подала, просто сразу засобиралась домой. А Васек, как обычно, ничего не заметил, не уловил. Его мысли и желания были совсем о другом, более близком и таком восхитительно желанном. Он легко смял сопротивление, взгромоздил подружку на себя, непрерывно целуя ее шею, плечи, грудь. И Светка уступила, куда денешься голой от таких сильных рук? Чувствуя, как парень загорается страстью, через минуту сама пылала, смотрела на своего мужчину затуманенным взглядом, двигаясь всем телом вверх – вниз, все убыстряя темп. Еще немного, и она просто задыхалась в сладких объятиях, и сама плотно и сильно сжимала ногами тело любимого, такого родного и такого противного.

Любовная гонка пронеслась одним мгновением, унеся с собой плохое настроение. И Светка, снова уютно положив голову на сильное мужское плечо, совсем забыла, что собиралась домой. Расспрашивает Васька, пытаясь досконально выяснить, что произошло с ним в этой дебильной армии. Почему он весь в ожогах, и что он такое сотворил, что на него ополчилось все флотское начальство.

– Ты мне первопричину расскажи, с чего все это началось, где первый раз бабахнуло?

– Вот тут я точно виноват, не смог сдержаться. Но опять же, может, это для кого-то пустяк – в морду за просто так получить, а я не могу, сразу взрываюсь. Сама посуди, подходит ко мне на верхней палубе какой-то хмырь, которого я первый раз вижу. На корабле команда человек семьсот, где всех узнаешь? Такой весь при усиках, беска на затылке, роба отутюжена, дембель, одним словом. Я про себя никому ничего не рассказывал, а этот сходу: мол, ты каратист, что ли.

Я молча слушаю, как и положено при общении с «дедом». А он что-то втирает, гундосит. И вдруг, неожиданно хрясть правой мне в голову. Я, считай, по стойке «смирно» стоял, ведь со мной общался «дедушка российского флота». Но отклониться все же успел, хоть и не совсем. Достал чуток сука, губы разбил. И я в ответ, почти автоматически, ему левой точно в подбородок. Вроде, и не сильно, но «дед» сначала на четвереньки встал, потом прилег, уткнув «фэйс» в палубу, только бескозырка покатилась к борту. Тут, конечно, сразу ор поднялся, народ набежал, а я по-тихой в кубрик. Но уже через час меня вычислили, губы-то разбиты, распухли, что вареники. Сначала «бычок» затрясся от негодования, главный мой начальник – кап-три. Мол, как я посмел на корабле кулаками махать. В ответ я прямо и спокойно сказал, что тот хмырь первым ударил, разбитые губы тому подтверждение. И я не виноват, что «дед» таким хлипким оказался, от легкого толчка в обморок упал. Зато теперь думать будет, прежде чем замахиваться. На том вроде бы все и затихло, так я по-наивности думал. А оказывается, все еще только начиналось, ведь это не слыхано, салага на флотские традиции хер положил.

Дня через три, за час до отбоя, вызывают меня на пост, к командиру БЧ, моему главному начальнику. Поднимаюсь в штурманскую, а там его заместитель, старлей, картами занимается. Доложил, как положено, он так искоса глянул и приказывает принести из хранилища набор карт, с такого-то номера по такой. Немного удивился, это помещение в трех метрах от штурманской, он сам может взять. Обычно корректурой карт в этом хранилище и занимаются, там стол большой, намертво приваренный к палубе. Все под рукой – инструмент, лоции, карты на стеллажах.