Антония Таубе - Кабаре «Медуза»

– Постарайтесь вспомнить, Нинель Эмилиановна: когда Вы закричали, и все девушки сбежались на Ваш крик, – может, кто-то выбежал к Вам в каком-нибудь необычном виде или появился с другой стороны, а не вместе со всеми?

– О чём Вы говорите? – не совсем поняла Нинель. – Какой вид? Какая другая сторона? Все выскочили из гримерок как на пожар! Кто полураздетый, кто полуодетый! Уж поверьте, тогда совсем не до того было, чтобы высматривать, – кто с какой стороны пришёл!

– Ладно, пока это оставим. А скажите, пожалуйста, Вы сами подозреваете кого-нибудь в этом убийстве?

– В смысле…?

– Кого Вы бы сами считаете убийцей? Могла это быть какая-нибудь из ваших танцовщиц? Наверняка Вы об этом думали, и не раз! Так как, Нинель Эмилиановна? – Кошко внимательно следил за мимикой женщины.

– Аркадий Францевич, это не просто, – вот так бездоказательно кого-нибудь обвинять! Конечно, у Сашеньки была серьезная конкурентка на роль Эсмеральды, это наша Аза Кирских. Но предположить, что она подкараулила Александру с ножом в руках, да ещё и хладнокровно зарезала её чуть ли не у всех на глазах, – это, знаете ли, слишком! И вообще у Саши со всеми были хорошие отношения, она была совершенно не конфликтным человеком! Но с её поклонниками я не знакома и вполне допускаю, что это может быть чья-то ревность. Но чья, – мне не известно! Да и посторонних никого в тот вечер там не было. Как, впрочем, и обычно… Короче говоря, я не знаю, что думать и кого можно подозревать! Никого я не подозреваю…

– А Вы сами-то уверены в том, что говорите?

– Надеюсь, Вы не меня подозреваете в убийстве? – вспыхнула Нинель, и глаза её гневно сверкнули.

Но Кошко на это ничего не ответил. Не поднимая на девушку глаза, он что-то молча записывал.

– Я не убивала Александру Горец! – возмущенно вскрикнула Нинель. – Я никогда не смогу поднять руку на человека! Меня нельзя подозревать! Ведь я балерина, а не мясник какой-нибудь!

…Как будто то, что она балерина, являлось самым веским подтверждением её непричастности к убийству Горец!

Кошко выждал ещё минуту и задал очередной вопрос:

– Ответьте, пожалуйста, – в каких отношениях Вы были с Александрой Горец?

– В нормальных. В приятельских, – сердито ответила Нинель без запинки.

– Ладно, хорошо. А теперь постарайтесь получше вспомнить, – в последнее время, незадолго до своей смерти, Горец говорила Вам что-либо об антикварных украшениях?

– Н-нет… Не припоминаю такого, – подумав ответила Нинель, а потом совершенно уверенно добавила, – нет, ничего такого не было!

– А Вам никто не предлагал купить подобные изделия?

– Да откуда у танцовщицы такие деньги, чтобы предлагать ей купить антикварные украшения? – усмехнулась девушка заданному вопросу.

– Согласен. Но, допустим, не у танцовщицы, а у её состоятельного покровителя. Ведь может материально обеспеченный человек захотеть побаловать свою возлюбленную, – уточнил Кошко.

– Ну… про других не знаю, а про себя могу сказать! Я, Аркадий Францевич, не для того работаю в кабаре, чтобы быть содержанкой. И если полиции это интересно, то знайте, – многие из балерин придерживаются именно такой точки зрения!

– Я совсем не хотел Вас обидеть, Нинель Эмилиановна! Но Вы ведь тоже хотите, чтобы преступник был найден и наказан? Поэтому простите уж за все нескромные вопросы! Вполне понятно Ваше стремление к независимости, и я это полностью приветствую, но всё-таки прошу Вас поразмыслить, – у кого в кабаре, по вашему мнению, может быть достаточно средств, чтобы выкупить старинный французский бриллиантовый гарнитур?

– Странный вопрос, Аркадий Францевич, но постараюсь ответить, – Нинель оживилась и после короткого раздумья начала перечислять, – думаю, что это может директор кабаре… Возможно, Славин… Возможно, кто-то из постоянных посетителей, – на второй этаж нередко приходят очень даже состоятельные люди… Но чтобы танцовщица? Помилуйте…

– Что же, допустим, Вы правы, НинельЭмилиановна. На сегодня к Вам больше нет вопросов. Подпишите, пожалуйста, вот здесь! И можете быть свободны.

Обмакнув перо в чернила, Нинель размашисто поставила свою подпись и гордо удалилась, оставляя после себя едва уловимый аромат свежести, как напоминание о грядущей весне.

Вера Леонтьевна Шубина прибыла в кабаре вместе со своим коллегой по ремеслу, Глебом Кальяновичем Ломовым. Перед отправкой их на задание над ними хорошо потрудились специалисты по преображению, так что в этой шикарной паре с манерами аристократов и с выражением на лице лёгкого презрения ко всему на свете никто не смог бы заподозрить рядовых тайных агентов полиции. Услужливый официант, увидев непростых посетителей, сразу предложил им один из лучших столиков и предупредительно подал меню.

Изящно взяв лорнет и при этом капризно оттопырив мизинчик, Вера Леонтьевна стала внимательно, но как бы между прочим, рассматривать посетителей, при этом старательно делая вид, что с интересом наблюдает за сценой. Оркестр играл вдохновенно, дирижёр был мастером своего дела, и потому зажигательные ритмы канкана, чувствительные романсы, цыганские песни и песенки из модных оперетт оглушительно гремели, звенели и наполняли весь зал, а яркие наряды танцовщиц и соблазнительные па кружили головы и воображение разгорячённой публики. Так что на Веру Леонтьевну особо никто внимания не обращал, чем она и поспешила воспользоваться.

За первым столиком перед самой сценой она заметила юриста Зуева Аркадия Феоктистовича, делившего стол с каким-то офицером, который самозабвенно хлопал в ладоши в такт музыке и не отрывал восторженного взгляда от калейдоскопического мелькания юбок и блеска сцены. Справа за кулисами мелькнули фигуры Славина и Бельского.

В глубине зала, за столиком у стены, приметила она и одиноко сидевшего Ефремова Максима Константиновича. Он держал в руке бокал шампанского, но при этом абсолютно выпадал из всеобщего бесшабашного веселья. Взгляд его был мрачен и суров, и по всему его поникшему облику чувствовалось, что он не разделяет настроение зала. Вот уж действительно, – кто и тосковал по ушедшей навеки красавице Зинаиде Колосок, – так это он, чего нельзя было сказать о моментально утешившемся Зуеве.

Ломов, не меняя выражения лица, чуть задел её ногой под столом и указал глазами на столик неподалёку от них. Шубина слегка перевела лорнет: за столиком довольно развязно сидела молодая пара – до невозможности тощенький и смазливенький вертлявый молодой человек и такая же молодая же девица – между прочим, тоже весьма недурной наружности, в наряде которой Шубина отметила бьющую в глаза вульгарность. Девица смотрела на сцену высокомерным ленивым взглядом, презрительно поджав губы. Лицо чернявого красавчика показалось Вере Леонтьевне смутно знакомым – где-то совсем недавно видела она этот постоянно извивающийся скелетик! Она поднапрягла память, чтобы вспомнить, – кто же это такой? И через пару минут, наконец, вспомнила, – ну да, конечно, это именно его не так давно видела она в полицейском участке, когда арестованные картёжники сидели на скамье в коридоре в ожидании допроса. Это был Бубнов, про которого ей говорила Аннет. Он уже не однажды бывал побит за шулерство и обман при игре, и даже привлекался за мошенничество и запрещённые азартные игры, но, похоже, не прекращал и не собирался прекращать свои сомнительные занятия.