Олег Лукошин - Бандитские повести

– Блефует! – крикнул я Витьку. – Нет у него патронов, нет!

Окрик мой подействовал на него ободряюще. Пожалуй, без него, он не решился бы вступить с Владиком в бой.

Витёк присел на корточки, выставил ружьё, прицелился и выстрелил. Никаких последствий на передвижениях Владика этот выстрел не оказал.

– Далеко слишком! – снова заорал я. – Надо подпустить ближе.

Витёк внял, Витёк слушал меня.

Он затолкал новый патрон и выжидал. Владик продолжал бежать и стрелять не думал. Патронов, по ходу, у него действительно не было.

Метров тридцать оставалось до него, когда Витёк нажал на курок. Выстрел напрасным не был: кровавые точки зажглись на теле бегущего – грудь, лицо, живот. Владик остановился, скорчился от боли, тут же залёг и, матерясь, принялся ощупывать своё тело.

Витёк перезарядил. Поднялся и не спеша тронулся в атаку. Лицо его освещало торжество. Владик успел вскочить и побежать в обратную сторону, но дробь от очередного выстрела достигла его, озарив отверстиями белую футболку со спины. Падать Владик не стал, видимо ранения были несерьёзные, он успел отбежать на приличное расстояние, пока Витёк выстрелил ещё.

Догонять его он, по всей видимости, не собирался.

– На поляне добью! – громогласно сообщил он нам, вернувшись. – Ему больше идти некуда. Машина-то на ходу? – спросил он Марину.

Та кивнула.

– Эх, чёрт! Не сообразил я что-то шины проткнуть или ещё чего сделать. Ладно, уехать он сможет только по просеке. Она недалеко, если что – встретим его там. Вправо нам надо вместиться, там просека. Пошли, пошли, – крикнул он нам. – Живей!

Мы побежали за ним.

Много позже Марина рассказала мне одну поучительную историю.

История состояла в следующем. После смерти родного отца, мать Марины снова вышла замуж. Отчимом её оказался пронырливый и похотливый мужичок, работавший инженером в строительной организации.

Он часто засматривался на четырнадцатилетнюю Марину, непременно хотел искупать её в ванной, собственноручно надеть на неё новую футболку или даже трусики.

Однажды мужичок решил изнасиловать девочку.

– Я нисколько не испугалась, – призналась мне Марина. – Ни капельки. Почему-то во мне жила твёрдая и непоколебимая уверенность, что у него ничего не получится. Не потому, что я ему не позволю, или даже не потому, что он сам не сможет совершить акт в силу своей прогрессирующей импотенции. Просто я чётко понимала, что произойдёт нечто в окружающей действительности, в самой природе. Нечто, что помешает ему.

Отчим уже взбирался на послушную девочку, которая молчаливо и терпеливо ждала своей участи, как вдруг в дверь раздался пронзительный звонок. Вполне возможно, что звонок был не такой уж и пронзительный, по крайней мере, самой Марине он показался самым что ни на есть обыкновенным, а вот для похотливого мужичка он прозвучал как адский колокол. Уже готовый приступить к действию, со спущенными штанами, он замер вдруг, словно поражённый громом. А потом с хрипом повалился на Марину.

Это был сердечный приступ.

Она отшвырнула скрюченное тело в сторону и направилась в прихожую открывать дверь.

– Вам телеграмма, – сказала почтальонша, протягивая бланк. – Распишитесь.

Телеграмма была поздравительной. Её прислала мамина сестра. В ней говорилось: «Дорогие Валя и Толя! Поздравляю вас с годовщиной бракосочетания. Счастья. Любви. Зинаида».

– Дорога! – смеялась она, завершая свой рассказ. – Вот как я теперь это называю. Дорога не позволит свершиться тому, чего быть не должно.

Витёк споткнулся на бегу и упал. Нехорошо упал. Неудобно. Прямо на корягу. Витая, длинная, она торчала из земли в самом нужном месте. Она воткнулась ему в горло и вылезла наружу сзади.

Мы подбежали к нему – он хрипел, дрыгался и упирался руками в землю, пытаясь приподняться и освободиться. Кровь струилась по почерневшему дереву и стекала на траву. Витьку хватало сил, чтобы шевелить губами. Видимо, он пытался что-то произнести. Наверное, просил освободить его с этого кола.

Никогда ни до, ни прежде человеческая смерть не вызывала у меня такого безудержного приступа веселья. Я вдруг сел на землю жопой и заржал, как сивый мерин. Отворачивался в сторону, пытался сдержаться, успокоиться, но снова, скосив глаза на Витька, заходился в приступах хохота.

Реакция Марины была такой же. Она уселась напротив и огласила окрестности залихватски звонким смехом. Глядя на неё, я заржал ещё пуще. А когда вытянул руку и просто указал пальцем на издававшего последние предсмертные стоны Витька, этот жест и вовсе погрузил нас в какое-то сумасшедшее и беспробудное веселье.

Мы пребывали в нём минут пятнадцать. А может и больше. Смех вроде бы затихал, но Марина корчила рожу, изображая человека с проткнутым корягой горлом, и от хохота опять было некуда деваться. Мы уже просто по земле катались и думали про себя, как бы у нас чего внутри не порвалось от такой радости.

Всё было понятно. Кристально ясно: всё здесь за нас. Абсолютно всё. Каждая кочка, каждая коряга, каждый сотовый телефон и каждая секунда наших жизней.

Насмеявшись, мы долго целовались.

– Я люблю тебя, – признался я ей, перерезав путы на её руках.

Я никому и никогда не признавался в любви. Я и не верил, что она вообще возможна.

– А я – тебя, – ответила она.

Уверен, Марина признавалась в любви в первый раз, как и я. И так же, как я, не верила прежде в её существование.

У неё вновь зазвонил телефон. На дисплее опять высветилось «Владик».

– Мда, – грустно вздохнула она. – А вот что теперь с этим делать?

– Да, – сказала она в трубку.

– Здравствуй, солнышко ясное! – донёсся из неё голос. Это был не Владик. Тем не менее, голос был мне удивительно знаком. Я непроизвольно напрягся, вспоминая, кто же говорит с такой интонацией и таким тембром, и прежде чем говоривший назвался сам, понял, кто это.

– Лёнчик случайно не с тобой? – спрашивал голос.

– Кто это? – недоумевала Марина.

– Алексей Сергеич это, – пояснил человек.

– Какой Алексей Сергеич? – всё ещё не понимала она.

– Тот самый, – жёстко ответил Сергеич. – Вспомнишь, если захочешь.

Марина наконец поняла, кто это.

– А почему вы по этому телефону говорите? Где Владик?

– Владик мёртв, – объяснил Сергеич. – Набегался парнишка, хватит. Ты лучше передай-ка аппарат Лёне, голос его хочу услышать.

Я взял у неё мобильный.

– Сергеич, ты?

– Я, Лёнь, я! – он обрадовался, услышав меня. – Чёрт, живой! Ух, от сердца отлегло! Знаешь, как я переживал?! Думал, вот случись что с тобой – и как мне объясняться с твоей матерью? Ты как, цел, невредим?

– Всё нормально, цел.

– Не ранен, нет?

– Нет. Ни одной царапины.

– Ну и слава богу! Витьку не встречал там? Будь осторожнее, он опасен!