Светлана Бестужева-Лада - За секунду до выстрела

Страшнее для него было терять боевых товарищей, которые иногда гибли даже не по нелепой случайности, а из-за идиотских приказов сверху. Только что сидели, пили, разговаривали – и вот уже вместо человека цинковый гроб, в котором иногда вообще ничего нет, так как собирать было нечего. «Горячие точки» – не курорт и даже не боевые маневры.

Сколько он их прошел, этих «горячих точек»! Роман бы написать, причем не один, но беда заключалась в том, что он патологически не умел врать так, как это умеют беллетристы. Для дела, по работе – сколько угодно: дезу запустить, состряпать какой-нибудь особенно интересный документ, чтобы сбить со следа сразу всех, собеседнику запудрить мозги так, что тот три дня потом не мог припомнить, о чем, собственно, разговор-то шел.

Женщинам, естественно, он врал – ну, это святое.

А вот ни в чем не повинным читателям врать не умел. Разрешили писать правду, дали «добро», так флаг тебе в руки, излагай все, как было, не выдавай свое желаемое за тогдашнее действительное, не раскрашивай живые цветы и не отмечай на карте развивающиеся страны. Там и так места немного осталось.

Поэтому единственным абсолютно правдивым художественным произведением про «это» он считал не повесть и даже не рассказ, а песню одного из таких же боевых офицеров, как он. Там все было именно так, как он видел своими глазами, и, услышав песню один раз, запомнил навсегда, повторяя иногда про себя и поминая ушедших:

Повторял потому, что ни его ушедшие друзья, ни он сам иного себе и представить не могли. Только первыми. Во всем. Везде. Зная эту его «слабость», начальство и вызвало сегодня к себе именно его.

Задание, которое он получил утром, было, мягко говоря, сложным. Следовало буквально за несколько дней вычислить, найти и обезвредить человека, затеявшего ни больше ни меньше покушение на президента США Рейгана во время его предстоящего визита в Москву летом 1988 года.

Наверное, следовало испугаться и попросить поручить это дело кому-то другому. Но у полковника госбезобасности СССР Владимира Николаевича Миронова, как уже говорилось, практически отсутствовало чувство страха. Такая вот интересная особенность организма. А уж собственной работы он тем более не боялся, равно как и начальства любого ранга.

Посему в назначенный по московскому времени час полковник Владимир Николаевич вошел в кабинет шефа – начальника управления генерала Прохорова. Пока Владимир Николаевич шел к столу, генерал как бы заново разглядывал своего ближайшего подчиненного: высокого, даже для мужчины, роста, но худощавого, спортивного сложения человека, цепкий взгляд которого фиксировал все мелочи, казалось, смотрел он прямо перед собой, на генерала, но взгляд скрывался за массивными темными очками. Вся его фигура излучала удивительное спокойствие и одновременно напоминала крадущегося хищного зверя, вот-вот готового совершить решительный прыжок на жертву.

«Этот справится, – подумал Прохоров. – Должен справиться. Если же спасует, тогда поставленная задача нереальна и нет на свете человека, который смог бы её решить».

– Здравствуй. Проходи, садись.

– Серьезное дело, товарищ генерал?

– У нас других не бывает, товарищ полковник, сам знаешь. А уж это – серьезнее некуда.

– Даже так? И что случилось?

– По непроверенным пока агентурным данным, планируется покушение на нашего гостя.

– Здесь? У нас? В Москве?

Невозмутимый доселе полковник на какой-то миг опешил.

– Вот именно, здесь, в Москве, во время визита. Не нравится он кому-то, хотят нас крепко поссорить, ну да ладно. Есть мнение – обеспечение безопасности визита поручить именно вам. Всю имеющуюся информацию получите позже, хотя её пока, как говорится, ноль целых хрен десятых.

– То есть террориста надо попытаться для начала вычислить.

– Вот именно. Вы же аналитик, вам и карты в руки. Понимаю, выше головы не прыгнешь, но…

– Но придется. И исполнитель, как я понимаю, не советский гражданин.

– Естественно. Правда, вроде бы славянин, но и это под вопросом. Хотя в принципе это мало что меняет. У террористов нет национальности. А наши ещё вообще младенцы, только-только начинают.

– И тут же, как правило, оказываются у нас, не успев ничего сделать, – спокойно возразил полковник.

– Сглазишь – успеют, – сделал попытку мрачно пошутить генерал. – Вот тогда набегаемся.

– Это вряд ли. Со своими-то всегда легче разобраться. А ведь американский террорист совсем не похож на своих «коллег» из других стран. Это обычно одиночка, который желает отыграться на лидере страны или на каком-либо другом высокопоставленном лице за свои личные жизненные неудачи или попытаться таким путем добиться известности. И даже если у этого террориста есть политические мотивы, то они, как правило, касаются не серьезных политических проблем, а опять же личных, мелких политических симпатий-антипатий. Его действия уверены и трудно предсказуемы… Но это я, похоже, лекцию начал читать.

– Давай-давай. Тебе для разминки, а мне интересно. И что же американцы?

– А то, что американский террорист обычно страдает психическими отклонениями, которые проявляются внезапной агрессией. По данным Секретной службы, только в Вашингтоне таких – тысячи. Например, Хинкли, который стрелял в Рейгана в 1981 году.

– Черт, опять в Рейгана! Ладно, про историю терроризма мы как-нибудь продолжим в более спокойной обстановке. А сейчас…

– Вычислить и найти «гастролера».

– Вот именно. Я тебя по-человечески прошу, не приказываю – найди этого подонка. Вычисли. Мог бы и приказать, да сам понимаю – бессмысленно. Так что если боишься…

Полковник чуть вскинул голову, и это незаметное движение сказало его начальнику все.