Вадим Россик - Писатель с мозгами набекрень

– Ну, Мари-и-иночка.

Умение чётко формулировать нельзя назвать моей сильной стороной, поэтому, наверное, Марина резко выпаливает:

– Вот ведь балда! Я тебе в последний раз русским по белому говорю: «Нет!»

Любимая супруга поворачивается ко мне широкой зад.., то есть спиной. Ну и ладно.

Среда. Восемь ноль-ноль. Прохладно, ветрено и опять идёт дождь. Несмотря на то, что сейчас ещё только раннее утро, уже довольно светло. В октябре вся Германия перевела стрелки часов на шестьдесят минут назад, и теперь солнце вынуждено вставать для немцев на один час раньше.

Мы сидим на неудобных пластмассовых стульях в зале ожидания железнодорожного вокзала – ждём скорый до Нюрнберга. Мы – это я и Марина. Возле нас стоит чемодан на колёсиках с моими вещами. В кармане у меня лежит билет до Праги и обратно. Марина так крепко сжимает мою руку, как будто боится, что я растаю в воздухе.

– Таблетки взял? – заботливо спрашивает супруга в сотый раз.

– Взял.

– Не забывай их принимать. Я положила в чемодан жареную утку. Смотри, не заляпай одежду.

– Ладно.

– Как доберешься до места – позвони мне.

– О’кей.

Марина судорожно вздыхает. Глаза на мокром месте. Я целую её в щеку.

– Ну, что ты так волнуешься, золотко? Всё будёт чики-пуки. Я обещаю.

– Ага, ты всегда так говоришь, – плаксиво канючит Марина, – а сам вечно влипаешь во всякие истории. Я тебе уже не верю.

– Если ты мне не веришь, тогда почему отпускаешь в Прагу?

Марина неохотно признаётся:

– Мужикам иногда нужно давать погулять, а то они перестают слушаться.

Улыбаясь, снова целую любимую супругу в щёку.

– Какая ты всё-таки умничка, Маринка!

– Но ты напрасно думаешь, что я отпускаю тебя одного, – вдруг добавляет Марина. – Я нашла для тебя ангела-хранителя.

– Какого ещё ангела-хранителя?

Неожиданно в зале ожидания появляется наш Саша. В руке он с заметной натугой тащит большую серую сумку.

– Халло, мама! Халло, Вадим!

– Халло!

Саша ставит свою поклажу на пол и с облегчением плюхается на стул.

– Уф, еле дотащил! Тяжёлый, зараза.

– Какими судьбами? – спрашиваю я молодого человека, косясь на сумку.

– Мама велела взять малыша у коллеги по работе. На недельку. Петруха тоже русак, поэтому малыш понимает по-русски. Вот я его и принёс.

– Зачем тебе Петрухин малыш? – недоумеваю я.

Саша смеётся:

– Да не мне! Это для тебя, Вадим.

Я поворачиваюсь к Марине.

– Ты можешь толком объяснить, что всё это значит?

Марина наклоняется к сумке и осторожно расстёгивает молнию. Из недр выныривает собачья голова и вопросительно поднимает правую бровь. Пёс не похож на карликовый пучок шерсти, но и не относится к той породе огромных собак, которые, если лизнут тебя, то ты до вечера будешь мокрый с головы до ног. Это вполне себе упитанный английский бульдог овсяного цвета с тёмной грудью.

– Знакомься, – говорит Марина. – Это твой ангел-хранитель до понедельника. Его зовут Малыш. Он настоящий чудо-пёс: знает команды, подаёт лапу, приучен к туалету, мало ест и прошёл курс поводырей слепых.

– Ты, что, Марина?! Зачем мне поводырь? Я же не слепой! – возмущаюсь я на весь зал ожидания. – Что я буду делать с этой псиной на фестивале культуры?!

– Зато мне будет спокойнее знать, что ты не один в этой твоей Праге.

– А мне?!

– И тебе, дорогой! – решительно заявляет Марина. – Не хочешь ехать с Малышом – оставайся дома!

Этого ещё не хватало! Сердито разглядываю своего ангела-хранителя. В нашем форде есть освежитель воздуха фирмы «Ппуко» в виде лежащей на брюхе собаки. Конечно, не очень удачное название для освежителя. Этот Малыш – копия «Ппуко».

– Мама, купи щенка! – орёт какой-то мальчуган, тыча пальцем в Малыша. Это мимо нас тянет на буксире своего оручего отпрыска полная дама в шубе из искусственного меха. Дама такая объёмная, словно забыла родить ещё одного мальчугана.

– Короче, забирай Малыша и счастливого пути, – заканчивает дебаты Марина.

Что ж, Явь не предоставляет мне выбора. Смотрю на пса.

– Ну, что, Малыш? Источаешь преданность? Ты послушная собака?

Малыш утвердительно поднимает левую бровь и не делает попыток покинуть сумку. Такая терпеливость мне в нём нравится.

– Давай договоримся на берегу. Если будешь вести себя прилично, я буду звать тебя Малышом. Если нет – Ппуко. Хоть и не люблю обзываться. Выбор за тобой.

Малыш делает вид, что всё понял. Ладно, поживём – увидим.

– Поводок, намордник и собачьи консервы – в карманах сумки, – сообщает Саша.

– И постарайся, чтобы Малыш через неделю не выглядел так, будто питался на помойке, – добавляет Марина.

Электронное табло информирует нас, что скорый поезд до Нюрнберга через пять минут прибывает на четвёртый путь. Значит, пора выдвигаться на платформу.

Возле вагона последний раз целую Марину. Она ворчит, обнимая меня:

– Всё равно не понимаю, зачем ты едешь на этот фестиваль. Там же соберутся интеллигентные люди. Хоть веди себя прилично и не балуйся!

Я смеюсь:

– Не буду баловаться. Обещаю, что с первого января начну новую жизнь и буду во всём тебя слушаться.

Саша отдаёт мне сумку с Малышом. Пора расставаться. Скорый поезд останавливается в Нашем Городке всего на пять минут. Втискиваю себя в дверь вагона, оглядываюсь. Марина вытирает глаза платочком. Посылаю ей луч любви:

– Пожелай мне удачи, звёздочка.

Марина слабо улыбается:

– Удачи и обязательно принимай таблетки!

Кто не знает: германские поезда устроены не так, как российские. На станциях проводники не стоят с флажками у дверей и не проверяют билеты у пассажиров. Здесь входишь самостоятельно, идёшь по проходу до своего кресла, устраиваешься. Спальных вагонов мало. Европейские расстояния не позволяют долго спать. В основном, народ предпочитает путешествовать в удобных креслах с высокими спинками, как в самолётах или автобусах. Пассажирские места сгруппированы по четыре – два кресла напротив других двух. Возле каждой такой четвёрки на стене находится маленькое электронное устройство с фамилиями пассажиров, купивших эти места. Чужое место не займёшь. Впрочем, устройство вагонов различается

Уже в поезде понимаю, что, оказывается, я сел не в свой вагон. Вот какой рассеянный с улицы Бассейной! Или это Маринка виновата со своими слезами? Отвлекла. Теперь ничего не поделаешь. Гремя чемоданом, веду себя по почти пустому вагону. Тяжёлая сумка с Малышом давит на плечо. Дальше мой путь лежит через вагон-бар. У барной стойки пожилые дядьки пьют кофе. Я тоже хочу кофе, но, пока поезд не тронулся, мне необходимо угнездиться. Наконец, вижу своё имя на экране устройства. Других имён там нет. Значит, еду без соседей. Убираю чемодан в багажный отсек над головой, сажаю себя в кресло, ставлю сумку, в которой сопит мой ангел-хранитель, под ноги, с облегчением вздыхаю. Всё, я готов. Можно отправляться.