Сергей Попов - Виселица для жирафа. Иронический детектив

А у Баталина, видишь ли, трупак. Ну, я и рассуждаю так: «Это у тебя трупак, а у меня креветочки вот ты с ним, с трупаком, сам и валандайся». Но это я так мысленно рассуждаю, а вслух говорю: «Какая жалость, товарищ капитан: я так хотел трупака посмотреть, но, увы, я жестоко болен». – «Да ты же с работы здоровый уходил!» – орёт капитан. «А вот пока до дома доковылял, заболел, – неторопливо объясняю я, и уточняю, – враги умышленно заразили. «Какие ещё враги?» – недоумевает Баталин. «У сотрудника федеральной службы безопасности, что, по-вашему, мало врагов?» – спрашиваю я своего шефа. И Баталин, кажется, в душе согласился со мной – он как-то сник, забормотал: «Ну, конечно, конечно, на нас вся страна волком смотрит…», а потом неуверенно, скорее, для проформы спросил: «Так у тебя, Ведрин, что, и справка есть?» – «Будет, – отрезал я, – к завтрашнему утру непременно будет». – «Ну, смотри!» – буркнул шеф и бросил трубку.

Я разволновался… нет, не от звонка начальника, оттого, что креветки закипели, и пена побежала на плиту. Решив успокоить нервы, я раздавил ещё одну бутылочку чешского. Не знаю, как вы, а лично я предпочитаю пить пиво только из горлышка из стакана не люблю – во-первых, не тот вкус, а во-вторых, какое-то время надо ждать, пока пена осядет, а у меня «трубы горят» – они у меня всегда горят. Короче, мне некогда. Я ещё один бутылёк из горлышка в себя втянул, успокоился, и на душе стало сосем тепло: как будто я оказался в детстве, как будто отец и мать живы, в обиду меня не дадут, и напоят и накормят. Эта любовь к близким людям, поток собственных мыслей, интересных мне, и только мне, и создает ту скорлупу, которая надежно отгораживает меня от внешнего мира. Кстати, надо не забыть поесть. Я отбросил креветки на дуршлак, затем выложил на блюдо, лимон пополам разрезал, чтобы соком кропить. Доставить себе удовольствие – это искусство, для этого муза должна тебя посетить, как поэта, например, Александра Пушкина. Я не стал портить величие момента, не стал думать, откуда я, например, достану врачебную справку о своей болезни. «Служенье муз не терпит суеты. Прекрасное должно быть величавым», – вспомнил я знаменитую строку. «Это и о моих креветочках, – подумал я. – А что у меня есть в жизни хорошего, кроме них? вдруг неожиданно спросил я сам себя и честно ответил: «Ничего нет». И вдруг очень больно мне стало от такого ответа. Но ещё больнее мне стало от осознания того, что и этой мизерной ничтожной радости меня только что хотел лишить мой непосредственный начальник капитан Баталин. «Нет, не отдам свою радость! – решил я, – костьми лягу, а не отдам! Не поеду смотреть трупака».

Я всегда беру именно четыре бутылки пива, потому что после опорожнения четвертой наступает мягкий такой уход сознания. Сознание, словно литерный поезд, плавно начинает уходить куда-то вперед, в сладкую неизвестность, и ты плавно движешься вместе с ним, окутанный теплотой и любовью. А все эти мерзкие морды провожающих остаются где-нибудь позади, даже если они не хотят этого, даже если они этому всячески сопротивляются. А впереди у тебя убаюкивающая дорога, дорога куда-то вглубь себя – лишь бы от всех подальше.

Но в этот раз мне не удалось надежно закрыться от реальности. Она настигла меня во сне. Мне приснился заброшенный дом, оконные проемы без рам и стекол, сорванный паркет на полу, а в пыли лежала та самая режиссерша и о чем-то меня просила, как хорошо знакомого друга. Я понимал, что она мертва, я всей душой хотел от нее отделаться, пользуясь тем, что, кроме нас двоих, в этом доме никого нет. Главное, нет моего начальства, поэтому я потом могу сказать всем, что никогда не встречал убитой режиссерши и не слышал ее просьб, поэтому не должен их исполнять и вообще заниматься этим трупом. Я кивал ей в ответ, а сам все думал, как поскорее улизнуть. Я уже почти повернулся к ней спиной. Но убиенная вдруг схватила меня за руку. Я взглянул на нее и увидел, что у нее в руках откуда-то взялся большой круглый пирог. Она протягивала его мне и умоляла съесть. Было омерзительно даже представить себе, что я возьму в рот ее угощение. Но она не отставала, и я решил откусить. Откусил и стал пережевывать. И в этот момент заброшенный дом наполнился людьми. Все эти люди видели, что я «засветился» рядом с покойной, что нас теперь что-то связывает. А главная неприятность состояла в том, что рядом со мной уже стоял мой начальник капитан Баталин и с обидой в голосе спрашивал: «Что ж ты мне вешал лапшу на уши, что заболел? А сам ведь оказался на месте происшествия даже быстрее меня». Покойная тоже вдруг замолвила за меня доброе словцо моему начальнику: «Хороший мальчик раньше всех ко мне прибыл».

Я проснулся. Первая мысль после сна: да, от осмотра трупака я отвертелся, а вот от участия в этом деле, пожалуй, вряд ли. Такая перспектива меня не обрадовала: куда спокойнее носить на службе бумажки с этажа на этаж, чем бегать как собака с высунутым языком, пытаясь что-то расследовать. За окном было темно, и я решил продолжать спать.

Утром я проснулся с мыслью о том, откуда взять справку о мнимой болезни и о какой именно. Как-то было надо оправдать свое вчерашнее отсутствие на месте происшествия. Первая мысль, конечно, о Янге у неё мать врач, что-нибудь да придумает. На будильнике семь часов утра. В восемь может позвонить злополучный капитан Баталин. Придет на службу, увидит, что меня нет, и давай звонить. А на службу я сегодня не пойду, пусть там преступники хоть всех наших агентов перемочат не пойду – ведь я тяжело болен. А значит, надо звонить Янге.

Янгу турнули с первого же вступительного экзамена при поступлении в медицинский институт, и она сейчас работает секретарем-референтом в какой-то организации, связанной с фармакологией. На работу ей к восьми, так что звонить уже можно. Набираю номер. Тревожный голос Янги: «Что-то случилось? Почему в такую рань?» – «Надо от работы закосить, – отвечаю я, – спроси быстренько мать, какая инфекция сейчас ходит по городу и какие симптомы заболевания». Слышно, как Янга о чём-то говорит с матерью, затем обе хохочут. Янга, едва сдерживая смех, говорит уже в трубку: «Сейчас в разгаре вирус гриппа, симптомом которого является метеоризм» «Что-что? – переспрашиваю я, – какой такой „метеоризм?“» – «Ну, это научное название обильного газовыделения, – хохочет Янга. – Словом, жалуешься на головную боль, слабость, высокую температуру, а главное, напираешь на то, что у тебя пучит живот. Понял?» – «Понял», – отвечаю я.

Температуру себе я делаю элементарно: купил как-то в аптеке миниатюрную грелку, в грелку я наливаю горячую воду и зажимаю подмышкой, в таком виде я занимаю очередь в процедурный кабинет. Прямо перед тем, как войти, я ослабляю нажим на грелку, она падает и удерживается рубашкой, заправленной в пояс брюк. Медсестра ставит мне градусник в разогретую подмышечную область, и дело в шляпе на термометре такая температура, что впору скорую вызывать. Бюллетень в кармане. Но сейчас этого трюка мне мало: за последний месяц я уже дважды так появлялся в поликлинике, в третий раз могут что-нибудь заподозрить. Нужен самый настоящий грипп, вернее, его симптомы, а если быть совсем точным, нужен этот самый, как там его – метеоризм. Откуда его взять? Эврика! Надо спуститься в магазин, взять «бомбу» кока-колы, для усиления эффекта нагреть её на водяной бане, разом выпить литр или два и бегом в поликлинику. Я думаю, им там мало не покажется.

Читать дальше