Дэниел Харпер - Явление Эдварда Майлза

– Держу пари, что кое-что запрятано у тебя либо где-то наличными, либо на счетах на подставных лиц. И согласился, чтобы не копали, а?

Он ошибался только в одном – спрятано было не на счетах, а в ценных бумагах, но депонированных, действительно, на подставных лиц. Не очень элегантно или оригинально, но очень эффективно. Я работал биржевым брокером с двадцати лет и к своим тридцати двум годам сколотил довольно солидный капитал, и у меня не было никакого желания делиться заработанными кровью и потом деньгами с бывшим партнером, потому что это были деньги со сделок, совершенных не в рамках нашей компании. Не совсем честно, может быть, но вполне законно. Я провел несколько рискованных операций в свое время и заработал неплохие вполне легальные деньги, о которых знал только я. Потом с помощью нескольких друзей я «похоронил» эти деньги так далеко, что никто бы до них никогда не добрался. После чего начал процедуру выхода из бизнеса. У меня не было уверенности, что Уорден купит мою долю, а если бы появился кто-то со стороны, аудита было бы не избежать, а возможно и проверки всех моих операций, вплоть до оплаты счетов за электричество в доме, и вот тогда моя предусмотрительность бы пригодилась.

– Могу только повторить то же самое, – сказал я, – лучше потерять меньшее, но сохранить остальное.

Джерико пожал плечами.

– Могу лишь порадоваться за тебя. Налить тебе еще?

– Нет, спасибо, – покачал я головой. – За рулем. Мне еще нужно заехать домой переодеться.

– Ты едешь сегодня?

– Нет, завтра, может, послезавтра. Да, наверняка, в воскресенье. Дороги будут свободные.

Наши посиделки с Джерико никогда не затягивались, поэтому в скором времени я поднялся, поблагодарил за все, сердечно попрощался и вышел на улицу. Джерико лишь поинтересовался на прощание, на сколько времени я собираюсь похоронить себя в деревне.

– Если все сложится хорошо, и я не разочаруюсь во всем, то, возможно, что навсегда.

Джерико покачал головой и повертел указательным пальцем возле виска.

У моих родителей был небольшой домик с садом в одном из городков близ Ланкастера, и я прилежно гостил у них по несколько раз в год. Мои дела в Нью-Йорке не позволяли мне бывать чаще, но я использовал любое свободное время, чтобы приехать сюда. Два года назад родители погибли в нелепой автокатастрофе, настолько нелепой, что в ней толком даже не было виноватых – автомобиль, стоявший на приколе на обочине, пока хозяин ездил в мастерскую за механиком, выкатился на дорогу, в результате чего столкнулось несколько автомобилей. Отец, сидевший за рулем их «Тойоты», попытался избежать этой свалки, но добился лишь того, что машина врезалась в дерево, и оба погибли. Мать продержалась еще несколько дней, но врачам спасти ее так и не удалось. Хозяин автомобиля, ставшего виновником аварии, все боялся, что ему предъявят иск и привлекут к ответственности. Но люди в провинции слишком просты для подобного – никто не подал иск, никто даже не обвинял его. Я помню, как он ходил к каждому пострадавшему в больницу или домой и приносил извинения, а затем пришел на похороны моих родителей. Я видел, как он дважды пытался подойти ко мне, но так и не решился. Я махнул рукой на это, я был слишком опустошен, чтобы мстить пожилому фермеру за то, что он неверно закрепил ручной тормоз или же вовсе про него забыл. Его и так судили за неосторожность, приведшую к смерти, так что он был наказан и так. После этого прошло два года, и я продолжал приезжать сюда в свободные дни. Конечно, родителей мне очень не хватало, дом казался пустым, но меня непрестанно тянуло сюда, и я знал, что рано или поздно я окончательно перееду сюда. Я часто видел себя этаким отцом провинциального семейства, шумным, добрым и везде поспевающим. Сейчас я еще сильнее чувствовал неприязнь к городской суете, работе и всему тому подобному.

Я взглянул на часы. Почти половина девятого. Нужно поторапливаться, иначе не успею до темноты добраться до дома. А что если… У меня мелькнула мысль заночевать в каком-нибудь мотеле, тем более, что до Ланкастера оставалось больше полсотни миль плюс еще около тридцати – до Престона. Приезжать вечером – плохая примета, сказал я себе и стал высматривать мотель поприличнее.

Через несколько миль я заприметил ярко освещенную вывеску и свернул с дороги. Это был классический мотель, и я подъехал к одному из коттеджей с темными окнами. Ко мне уже спешил администратор, и через пару минут я получил ключи и инструкции, где что находится. Я припарковал машину немного дальше, чтобы не загораживать дорогу, и вошел внутрь.

Наутро я плотно позавтракал, привел себя в порядок и продолжил свой путь. Дышалось легко, и я поблагодарил себя за блестящую мысль сделать на ночь остановку. Иначе я приехал бы усталый, дом показался бы мне менее уютным, чем был на самом деле, и настроение было бы испорчено в первый же день.

Когда показались первые признаки нашего городка (все называли его деревней, но он давно перерос ее и превратился в самый настоящий маленький провинциальный городок с большим числом разбросанных по окрестностям больших коттеджей и двухэтажных особняков), я почувствовал, что улыбаюсь, как мальчишка. Дорога шла пока немного поверху, и мне хорошо были видны широкие улицы, некоторые асфальтированные, некоторые нет, дворы и даже люди, неспешно идущие по своим делам. Дорога пошла вниз, и через пару минут я свернул с основной магистрали и снизил скорость.

Я знал, что первым мне повстречается по левую руку бар Донована, а напротив него единственный крупный универсам, принадлежавший семье Доггерти. Не худо бы промочить горло, решил я, да и поздороваться с Ридли Донованом нужно.

Притормозив около бара, я вылез из машины и нырнул на веранду под тент. Было уже около полудня, и солнце начинало припекать.

Внутри бар ничуть не изменился за те пару месяцев, что меня не было. Почерневшая стойка, стеллажи с напитками, кабинки по периметру – уютно, тихо, по-провинциальному просто и элегантно. Сейчас в баре было занято только два столика, один занимали местные рабочие-каменщики, которые завтракали из общей сковороды, а за другим сидел неизвестный мне человек и пил кофе. Ридли стоял к залу спиной, и, судя по всему, занимался разглядыванием своих полок. Высокий дородный мужчина лет пятидесяти с редеющими волосами непонятного цвета и светлыми глазами – таким он был всегда, даже когда меня мальчишкой отец посылал сюда за чем-нибудь. Прошло двадцать лет, а он почти такой же.

Дверь звякнула колокольчиком, и Ридли обернулся.

– Ни дать, ни взять, Джейсон Кларк собственной персоной, – проговорил он, улыбаясь. – Проходи, мой мальчик, как поживаешь?