Анатолий Музис - Колумбово яйцо. Из рассказов геолога

(Из детской выходит В о л о д я. К о в а л ь ч у к поворачивается к нему)…

КОВАЛЬЧУК: Что она?

ВОЛОДЯ: Все то же. Не могу же я принимать ее слезы за аргумент.

КОВАЛЬЧУК: Плачет, значит любит.

ВОЛОДЯ: Ты добрый человек, Степан. Я знаю.

КОВАЛЬЧУК: Ты ничего не знаешь. Мир стоит тысячи лет, а посмотри – каждый год сидят парочки и заново обсуждают вопрос: «Как жить?». А твой вопрос решен. У тебя чудесная жена. С ней можно чувствовать себя легко и спокойно.

ВОЛОДЯ (с горечью): Да, можно. Надо только закрыть дверь, чтобы не тревожили воспоминания.

КОВАЛЬЧУК: А ты закрой. И потерпи. Потерпи! Самый лучший растворитель – терпение.

ВОЛОДЯ (к С а в е л ь е в у): И ты?.. Ты тоже так думаешь?

(С а в е л ь е в молчит. Он в смятении, он не знает, чью сторону ему принять)

КОВАЛЬЧУК (нетерпеливо): Ну?..

САВЕЛЬЕВ: Нет, я не могу. (Отворачивается)

КОВАЛЬЧУК: Не спеши. Подумай еще. Посоветуйся. Остаются чаще всего не потому, что это решение вопроса, просто возникают новые, еще более сложные проблемы. А нам пора.

САВЕЛЬЕВ: Да, нам пора.

КОВАЛЬЧУК: Ты извини… Из-за нас так получилось. А Леночка тут не причем. И не делай глупостей. Ничего не делай, не подумав как следует.

(В тягостном молчании подходят к вешалке. К о в а л ь ч у к и С а в е л ь е в одеваются. К о в а л ь ч у к заглядывает В о – л о д е в глаза)

КОВАЛЬЧУК: Мы договорились с тобой, правда?

(В о л о д я неопределенно пожимает плечами)

САВЕЛЬЕВ: Прощай, старик! Жаль. Теперь не скоро увидимся… Но если вы захотите… вместе, оба, я имею ввиду… знаете, где нас найти.

КОВАЛЬЧУК: Так ты смотри…

(В о л о д я кивает головой. С а в е л ь е в и К о в а л ь ч у к уходят, Хлопает входная дверь. Л е н о ч к а выбегает в комнату)

ЛЕНОЧКА: Володя, я думала, ты ушел! (В о л о д я молчит) Зачем тебе все это, Володя? Что мы там не видели, на Витиме? Или я уже действительно стала тебе не нужна?

ВОЛОДЯ: Что ты сделала с письмом Ивана Савельевича?

ЛЕНОЧКА: Я? Володя! Честное слово… Я так боялась, что ты снова уедешь.

ВОЛОДЯ: Разве возможно таким путем удержать человека?

ЛЕНОЧКА: Володя! Милый! Я виновата. Но я боролась за наше счастье. Ведь каждый борется за свое счастье как может.

ВОЛОДЯ: Да, теперь я вижу. Все эти годы ты боролась за с в о е счастье.

ЛЕНОЧКА: А разве оно у тебя другое?

ВОЛОДЯ: Не знаю. У меня не было никого ближе тебя, но теперь оказалось, что и ты не близкий мне человек.

ЛЕНОЧКА: Володя! Раньше ты так не говорил.

ВОЛОДЯ: Многое становится ясным лишь после того, как проживешь жизнь, а не тогда, когда ее начинаешь.

ЛЕНОЧКА: Значит ты все-таки решил уехать? (В о л о д я молчит) Нет, этого не может быть! Оставить меня в таком положении. Это бесчестно… Это бессердечно… (В о л о д я молчит) Ты шутишь, Володя. Скажи, что ты пошутил. Ведь все было так хорошо. Ты же любил меня.

ВОЛОДЯ: Было и прошло.

ЛЕНОЧКА: Но почему?

ВОЛОДЯ: Не знаю. Спроси у своей мамы.

ЛЕНОЧКА: Мама! Мама! Тебе моя мама поперек горла стала. Только черствый и холодный человек может сделать то, что делаешь ты.

ВОЛОДЯ: Я хотел быть честным с тобой.

ЛЕНОЧКА: Какая же это честность… Причинять боль…

ВОЛОДЯ: Но ведь ты сама прибегаешь к насилию, стараешься привязать меня к этой комнате.

ЛЕНОЧКА: Я поеду с тобой. Я все брошу.

ВОЛОДЯ: Зачем? Ты уже пробовала. Я не только не смог удержать тебя, сам поехал за тобой. Больше этого не повторится.

ЛЕНОЧКА: Что ты задумал? Володя! Опомнись!.. Нет, я не поверю, ни за что не поверю, что все может вот так кончиться… Ведь еще вчера… Нет, я сойду с ума!.. Ну скажи, скажи хоть что-нибудь, Володя!.. Ведь ты останешься? Правда? Ты никуда не уедешь?…

(Они стоят у стола. Меркнет свет, лишь острый луч прожектора все явственнее очерчивает поставленное на острый конец яйцо).

= = = = = = = = = =

(очерк – дневник)

Ведение дневника хлопотное и ненужное дело. Но без дневника мне не написать «Белое Пятно» и др., и поэтому я с превеликой неохотой делаю первую запись. Впрочем, это неверно: мне просто неохота было начать, а записав первые две строки, я уже легче пишу дальше.

Итак, первую запись я делаю в Берели. Коротко о минувших днях: 24/V – мы выехали из Москвы, 28/V – прибыли в Шемонаиху, 2/VI – в Берель. Дорога от Москвы до Шемонаихи была ничем не примечательна: пассажирский поезд без вагона-ресторана, купированный вагон и в нем 15 человек из нашей экспедиции, в том числе 9 человек из нашей партии: Шарковский М. Б. – начальник партии, геологи – Гостева Т. О., Сизов В. И. и я; техник-геофизик Луньков Е., коллекторы Шуклена М. Л., Сердобов И., Куликов О. Ф. и Гапонов И. О. (он же Сергей).

В нашем купе – Шарковский, Гостева, Шуклена и я. Спим, бьем «козла» в домино и пытаемся съесть захваченные из дома припасы, которых хватило бы, наверное, на весь вагон, иногда на остановках покупаем у бабушек вареную картошечку, бережно завернутую, чтобы не остыла.

Да! Коротко о каждом из спутников: Шарковский – второй год едет начальником партии. Если в прошлом году я опасался, что он пойдет по гендлеровским стопам (он слишком круто утверждал себя как единственный хозяин партии), то в этом году я еду с ним без всяких колебаний. Дневник, как бы тайно он не хранился, рано или поздно бывает прочитан посторонними и. поэтому, я не буду делать комплименты Шарковскому, скажу только еще, что по моему мнению, мы сработались и достаточно понимаем друг друга.

Таня Гостева – очень интересный человек. Она родилась на юге в семье лесничего, возможно, поэтому в ее характере заложились простота, выдержка, спокойствие. Она мыслящая женщина – качество весьма редкое для женщины даже нашего советского государства. И, тем не менее, жизнь ее сложилась не очень удачно. Она оставила первого мужа и ушла к другому, а тот, в свою очередь, оставил ее. Толстой в подобной ситуации процитировал – «мне отмщение и аз воздам» и бросил Анну под поезд. Таня не поступит по Толстому. У нее есть дочь, Таня любит ее, любит жизнь, но будущего своего, по-моему, еще не видит и поэтому мечется. То она хочет поехать «в поле», то остаться на базе, то уйти в Прибалхашье, то полезть на Белуху. Меня очень интересует и волнует ее судьба. Я, так же как и она, хочу знать ее будущее, я пытаюсь предвидеть его. Таня может пойти по обычному пути – осесть на месте, заняться воспитанием дочки (она даже поговаривает о том, чтобы взять на воспитание еще ребенка), забыть о том, что существует широкий мир, мужчины (она говорит, что не хочет отчима для своей дочки, а случайные временные связи, по-моему, не в ее характере) и жить маленькой, тихой, незаметной жизнью. Если это будет так, то она потеряет для меня всякий интерес – это слишком обычный и слишком недостойный ее путь. Ведь, я повторяю, она мыслящая женщина, активная и настойчивая, целеустремленная и волевая. Она может пойти по иному пути. Но каков этот путь? Вот это я сам и хотел бы узнать. Во всяком случае, мне ясно, что это путь исканий, ошибок, поражений и побед, радостей и огорчений. Он может, в данном частном случае, ни к чему не привести, а может явиться примером для других женщин – ведь Таня не одинока в своей судьбе, а в священном писании сказано не только «мне отмщение…», но и «ищущий, да обрящет». Вот пусть она и ищет, а я постараюсь помочь, чем смогу. Меня настолько заинтересовала ее жизненная история, что я рискнул написать небольшой рассказик о ее судьбе, а назвал – «Это жестокое слово».