Дмитрий Луговой - Зеркало

Школьник с огромным усилием оторвал свои ноги от пола и, пятясь назад, стал медленно отступать, стараясь производить как можно меньше шума.

Вернувшись в первую комнату, Борис опустился на диван, закинул ногу на ногу, а потом ещё и положил на них один из задачников, раскрыв на первой попавшейся странице. И все это для того, чтобы скрыть бугорок, появившийся спереди на джинсах.

Опустив глаза, будто читая книгу, Борис тщетно пытался успокоиться и сосредоточиться на чём-нибудь другом, но перед глазами по-прежнему стояло отражение Валерии Юрьевны в зеркале.

– Я готова! – неизвестно через сколько времени услышал голос учительницы Борис.

Он поднял голову и, ошеломлённый, вскочил с дивана. Задачник, который он держал на коленях, с громким стуком упал на пол, но Борис даже не услышал этого.

Валерия Юрьевна стояла в дверном проёме, подпирая обнажённым плечом косяк, и из одежды на ней были лишь те самые чёрные трусики.

– Я тебе нравлюсь? – совсем другим, не таким как на школьных занятиях, произнесла учительница.

Борис не ответил. Мысли окончательно покинули его разум, и он мог лишь беспомощно шлепать губами, как рыба, вытащенная из воды, глядя на обнажённые женские груди, маячившие всего в паре метров от него.

Впрочем, Валерия Юрьевна и не ждала ответа. Или, вернее, она прочитала его в глазах Бориса, вожделённо взиравших на её прекрасное тело.

– Я научу тебя любви! – тихо произнесла она, подходя к ученику.

Легкий толчок в грудь опрокинул Бориса на диван. Валерия Юрьевна села ему на колени, заставив сердце школьника пропустить пару ударов, расстегнула ремень и ширинку его джинсов, наклонилась вперёд, коснулась грудью лица Бориса, обожгла его ухо своим дыханием:

– Можешь потрогать их. Не стесняйся! – и направила ладонь под его трусы.

Едва пальцы учительницы коснулись мужского достоинства Бориса, неведомая сила, словно крюком подцепив подростка, потащила его прочь от Валерии Юрьевны.

Диван и журнальный столик, стены и шкаф – всё исчезло в мгновение ока. Остались лишь учительница и Борис, и расстояние между ними увеличивалось всё стремительнее.

– А-а-а! – закричал школьник, когда голова женщины вдруг исчезла, будто её стёрли ластиком, и в это мгновение что-то сильно ударило его в спину.

В глазах Бориса потемнело, и он лишился чувств.

***

– Свирепый, ты где? – громко крикнула Лула, поправляя норовившую сползти с плеча охотничью двустволку.

Как они с дедушкой не дрессировали найденного полгода назад щенка, он, уже успевший превратиться в грозного на вид волкодава, всё так же убегал в чащу леса и вместо того, чтобы охотиться, бегал меж деревьев, изредка разрождаясь громким лаем.

Но сегодня Свирепый убежал слишком далеко и уже довольно долго не подавал голоса, что начинало беспокоить Лулу. Пёс, конечно, сильный и в состоянии за себя постоять, если придётся столкнуться со стаей волков (а медведей в здешних лесах не видели уже несколько сотен лет), но они ведь не единственные, кто может представлять опасность. Браконьеры по-прежнему наведывались в эти места за ценными шубками чёрных лисиц и вполне могли пойти на то, чтобы отравить собаку лесника, которая помогла задержать две группы их товарищей.

– Свирепый, ты где? – еще раз крикнула девушка, с волнением притрагиваясь к дулу ружья.

В ответ на её крик раздалось короткое тявканье, ещё больше насторожившее Лулу. Свирепый издавал такие короткие, утробные звуки, когда сталкивался с тем, чего раньше не видел. В первые дни его пребывания в домике лесника окрестности то и дело заполнялись его тявканьем: пёс тявкал на ружьё, на миску с едой, на белок, то и дело подбиравшихся к хижине, да вообще на всё.

Но теперь, после нескольких месяцев службы, Свирепого уже мало чем можно было удивить. Он познакомился со всеми возможными обитателями леса, изучил все деревья, кусты и травинки в радиусе нескольких километров от домика лесника, знал, как отличить браконьера от представителя Лесной Службы, приехавшего навестить старого работника и его внучку.

Стало быть, тявканье означало, что Свирепый столкнулся с чем-то совсем необычным, и Лула даже представить себе не могла, что пёс мог увидеть или учуять.

Тявканье повторилось, и девушка, сбросив двустволку с плеча, тихими шагами пошла на голос пса.

Преодолев небольшой овражек, по дну которого когда-то протекала речка, ныне ушедшая под землю, и, продравшись сквозь колючие кусты дикого шиповника, девушка различила тихое рычание Свирепого, раздававшееся в нескольких метрах впереди, и примешанные к нему звуки. Они напоминали человеческую речь, но такого языка Лула не знала.

Вскинув ружьё повыше, девушка, перемещаясь короткими перебежками между деревьями, своими украшенными листвой ветвями скрывавшими её от постороннего взгляда, подобралась к опушке и выглянула из-за широкого ствола старого дуба.

На зелёной траве, ровно посередине поляны, полусидел-полулежал молоденький паренек, лет шестнадцати-семнадцати, а перед ним в грозной стойке расположился Свирепый. Пёс скалил зубы и утробно рычал, роняя на природный ковёр у себя под лапами капли слюны, а мальчишка, на котором были одни белые трусы, со страхом глядел ему в морду, боясь не то, что пошевелиться, даже вздохнуть лишний раз.

Изредка мальчишка что-то говорил Свирепому, то ли веля, то ли умоляя пса отойти, но приученная не отпускать пойманных браконьеров до прихода лесника собака в ответ лишь рычала и обнажала острые клыки, которые запросто могли оторвать щуплому подростку ногу или руку.

«Не похож он на браконьера», – подумала Лула, разглядывая парнишку.

Но кто он тогда? Как оказался в лесу? И почему из одежды на нём одни лишь трусы?

Закинув ружьё обратно на плечо (не стоит пугать мальчика ещё больше – с него хватило одного Свирепого), девушка, не таясь, вышла из-за дерева, коротко свистнула, велев Свирепому отступить на шаг назад, подошла к мальчику и, присев на корточки, спросила:

– Как тебя зовут?

Появление девушки определённо немного успокоило подростка, который до этого, наверное, думал, что повстречался с одичавшей собакой, которая не прочь разнообразить им свою диету, но её слова явно несли для него не больше смысла, чем рычание Свирепого.

На всякий случай Лула повторила свой вопрос еще на трех языках королевства Лерия, а потом ещё и на мерзком языке империи Комод, но каждый раз натыкалась на непонимание в глазах подростка.

«Неужели дедушкины рассказы о пришельцах, ходящих между мирами, – правда?» – вспомнились Луле сказки, что читал ей дед в детстве.

Девушка приложила правую руку к груди и четко и раздельно произнесла:

– Меня зовут Лула! – затем погладила своего пса по голове и сказала: – Его зовут Свирепый! – после чего легонько дотронулась пальцем до груди подростка и спросила: – А тебя как зовут?