Мария Снежова - Круг снова разомкнут!!!

Даже проснувшись, я ощущала это сильное чувство. Я часто дышала, моя беленькая невинная рубашечка стала мокрой от пота, от меня пахло скверным запахом страха. Но постепенно все успокоилось. Это только сон, дурной сон. Наверное, опять что-то вкололи. Вчера я сама не заметила, как уснула.

Утром я все время торопила время. Торопила кашу, торопила апельсиновый сок, опостылевшие пилюли и утренний обход. Торопила свои руки, которые никак не хотели просовываться в рукава казенного халатика. Торопила приход Джона. Но я так его и не дождалась. Я летела по коридорам своей больнички, к сестринскому посту. Летела, конечно, сильно сказано. Мой полет заключался в огромном желании не упасть и концентрации всей моей силы воли, чтобы чаще шаркать разношенными тапочками без задников.

Тяжело облокотившись на стол, покрытый стеклом, я сбивчиво принялась объяснять девушке «по вызову», я имею в виду кнопкой в палате, конечно, свою проблему.

– Она меня вспомнила, понимаете, она меня узнала. Я должна с ней поговорить, где она лежит? Может, она уже пришла в себя?

Медсестра встала, обогнула стол и подошла ко мне. Я была ей безумно благодарна, так как чувствовала, что ещё немного – и я упаду. А уж чтобы дойти до палаты моей спасительницы, не могло быть и речи. Сестра взяла меня под руку и подвела к скамеечке, стоящей прямо напротив её столика. Усадила. Молча. Сама села рядом.

У меня отчего-то засосало под ложечкой. Я повернулась лицом к девушке, она была молоденькой, почти девочка, лет восемнадцать, не больше. Из-под шапочки выбивались пряди нежно-рыжих волос, а нос и щеки были усыпаны умильными веснушками. Должно быть, когда она улыбалась, у неё на щеках плясали весёлые ямочки. Но сейчас её лицо было грустным, каким-то даже торжественным. Она взяла меня за руку. Меня уже начал страшить этот жест. Почему все хватают меня за руку? Из этого не вышло ничего хорошего. Потом мне обычно говорят или делают гадости.

– Понимаете, она вам уже не поможет… Она…

– Говорите же! – раздраженно и немного резко поторопила я сестричку.

– Она умерла сегодня ночью.

Я готова была вцепиться в эти ее веснушки и содрать их своими ногтями с ее лица, все, до одной, если она не прекратит делать такие паузы. Она даже слегка отпрянула от меня, сбивчиво продолжая, слава Богу, немного быстрее:

– Сердце. Не выдержало наркоза. Ее нашли сегодня утром, уже холодную.

А вот это лишнее. Не надо таких подробностей. Я умираю каждую ночь, я знаю очень хорошо, как это – умереть. Я сама могу вам рассказать в деталях, что такое чувствовать себя мертвой. Так что не надо, детка. Я еще недостаточно сильна для таких рассказов.

Она помогла мне дойти до кровати. Я рухнула, как подкошенная. В голове пусто. Где же ты, моя черно-белая кинолента? Сейчас самое время включиться, чтобы заполнить эту зияющую пропасть моего сознания своими видениями. А то так и свихнуться не скоро, то есть, недолго. Это тоже где-то я уже слышала. Неужели во мне нет ничего своего? Я только повторяю чужие мысли. А чувства? Способна я чувствовать? Или так и буду жить чужими высказываниями и собственными снами?

Влетел в палату запыхавшийся Джон.

– Я знаю. Бедная моя девочка.

Он обнял меня за плечи, прижал к себе. От него свежо пахло небом и ветром, увядающей травой и снова яблоками.

Я не плакала. Не было сил. Мне было горько-горько, но не настолько, чтобы окончательно потерять надежду. Я верила, что обязательно вспомню все-все, я была оптимисткой, и стакан моей жизни всегда был на половину полон.

8.

Сегодня у меня появилась соседка по палате. Лучше бы она этого не делала. Не появлялась, в смысле.

Ее вкатили на носилках два дюжих санитара, молча, переложили на кровать. Следом сестричка начала крутиться вокруг, прилаживая капельницу и поправляя подушку и одеяло. Только когда она отошла, я смогла разглядеть вновь прибывшую соседку.

Женщина лет сорока. С небрежно закрашенной сединой, острым носом и ввалившимися щеками. Судя по хлопотам вокруг нее, я подумала было, что она без сознания. Но оказалось, что глаза ее открыты, только смотрит она в потолок, не поворачивает головы, и вообще не подает никаких признаков жизни, кроме редкого подмаргивания. Причем глаза у нее были расширены, а брови приподняты, как будто в удивлении, или каком-то ожидании.

Мне быстро наскучило наблюдать за неподвижным телом. И я отвернулась.

Минут через двадцать вошел доктор Гаррисон. Теперь-то я уже знала, как его зовут. Блеснул приветственно очками в мою сторону, сел рядом с женщиной. Я уже примерно знала, что он будет делать, так что смотреть было не интересно. А вот послушать!

– Как Вас зовут?

– Розмари Браун.

– Что с Вами случилось, Вы помните?

– Да. Я попала в аварию. Я не должна была…

– Что не должна?

– Мой ребенок!

Голос ее повысился, она заметно заволновалась.

– С Вашим ребенком все в порядке, его забрал Ваш муж. Все хорошо, не волнуйтесь.

– Я не должна была. Я плохая мать.

– Вы хорошая мать. И ничего страшного не случилось. Вашу машину только слегка задело. Никто не пострадал. Вы помните?

– Да, я помню. Я не должна была. Я плохая мать.

И дальше отвечала речитативом, почти тоже самое, на все остальные вопросы доктора. Наконец, доктор встал и, пробурчав что-то себе под нос, стал давать указания медсестре по уходу и манипуляциям с больной.

Он уже собрался уходить, когда я спросила его:

– Доктор, что с ней случилось?

Он снял очки, и устало потёр переносицу. И я увидела, что за задорным блеском стекол прячутся печальные глаза, видевшие на своем веку немало людской боли и страданий. Мне стало его безумно жалко, захотелось взять его в охапку и прижать к своей груди, по-матерински, разумеется.

– Родила поздно, год назад. Ей сорок пять. Сейчас вышла на работу, не хотела терять место, а муж был против этого. Он настаивал, чтобы она сидела дома и смотрела за ребенком. И вот результат.

Видя, что я смотрю на него в изумлении, не понимая, в чем же, все-таки, дело, доктор стал рассказывать более подробно.

– У нее, по-видимому, сложился комплекс, когда она долго не могла родить. А вот теперь противоречие: идти ли работать или остаться дома с ребенком, его еще более усугубило. Она работает на машине, экспедитором, развозит мелкие заказы из каталога по домам. И вот она решила брать с собой ребенка. Хорошее решение, но не с ее психикой. Если бы что-то случилось с ребенком, это вызвало бы нервный срыв. Оно и случилось.

Она заправлялась на бензозаправочной станции, и как раз собиралась отъезжать, когда стоящий перед ней грузовик стал трогаться, забыв переключить передачу, и дал задний ход. Столкновение, она ударилась головой, ребенок же не пострадал совсем, он сидел пристегнутым на заднем сиденье. Знаете, в таком детском кресле?