Наталья Кременчук - Смерть на фуршете. Полный текст романа

– Подожди отчаиваться, – Трешнев пришёл в себя. – Купряшин же сказал: это недолго. Народу много. Скорее всего, перепишут нас… может, обыщут немного… Заодно халявщиков узнаем поближе!

– Амазаспа Гивиевича и Парасольку я встретил у метро, – меланхолически проговорил президент, тщательно пережёвывая шашлык, вероятно, как и кебабы, уже остывший.

– Ну, молодцы! – с истовым восхищением воскликнул Трешнев. – И здесь они с шоколадом.

– Нас ведь никто за штаны не держал, – заметил Караванов. – Я вообще уже минут сорок как собирался уйти, но компания приятная, вот и припозднился.

– Я пойду туда… – Гаврила неопределённо махнул рукой наверх. – Поддержу Егора. А то ведь всех, кто там был, местная охрана задержала и никуда не пускает.

– И вас задержат, – уверенно сказал Трешнев. – Стиль у них единообразный. Классический, можно сказать.

Всё это время Ксения копалась в своей сумочке, ища паспорт. И не нашла его.

– Я паспорт забыла, – она чуть не плакала. – Есть только пропуск в институт.

– Нет нужды волноваться, – с прежней размеренностью проговорил президент, принимаясь за салат «Цезарь». – Народу много, люди достаточно серьёзные. Посмотрите, половина с мобилками у рта, что ж, думаете, они домой звонят?! Это клокочуще горячая новость! Не то, что шашлык, который я съел…

– Пришёл бы вовремя – имел бы в кондиции, да и с собой прихватил бы. И уже домой ехал! – с ворчливой иронией вставил Трешнев.

То там, то сям раздавалось журчание мелодий мобильных телефонов.

– Не смог, – сокрушённо произнёс президент, не отрываясь от «Цезаря». – Задержался на открытии персоналки в галерее «Бандан». Художники, особенно если это художницы, тоже, знаешь ли, бывают болтливы.

– Верно, и фуршет, судя по твоему аппетиту, там был не ахти.

– Я и не понял как следует. Перехватил что-то – и к вам.

– Прибыл успешно.

– Кстати, надо пойти ещё вина взять. Этого маловато, а с минуты на минуту всё свернут.

– Думаешь? – озабоченно спросил Трешнев, который, по наблюдениям Ксении, влил в себя не меньше двух стаканов виски. – А может, нам уже хватит?

– Ну, я ещё, правду сказать, не начинал, а вы сами решайте. Как только появится полиция и сыскари, – всё, дело пропало. Проверка документов, обыск, дача показаний… Далее по сценарию. И – «Встать! Суд идёт!» А это что такое? – президент показывал вилкой на ломти стерляди по-горчаковски.

Академики в двух словах рассказали ему историю фантастического блюда.

Гаврила отправился за алкоголем, а люди, находившиеся в фойе, после объявления Купряшина оставались – и это невероятно удивило Ксению – почти неподвижными. Было непонятно: то ли их так заворожила просьба председателя жюри, то ли они также разными путями узнали о смерти Горчаковского и теперь, в оцепенении, обдумывали происшедшее.

Впрочем, за их столиком это обдумывание проходило своеобразно.

Вернулся предупредительный Гаврила, неся в объятиях своих ладоней не менее десятка стопочек с водкой.

– Вы правы, Алексей Максимилианович. Коньяк и виски уже исчезли, вина нет. Официанты начали собираться.

– И сок кончился?! —У Ксении вдруг, мгновенно пересохло во рту.

– Сок и минеральная были, – Гаврила вновь упорхнул к столу и вернулся с шестью большими стаканами, виртуозно удерживая их своими гибкими пальцами пианиста.

– Остался только морс. Зато клюквенный. Я принял там стаканчик, чтоб сюда не тащить. Кажется, настоящий.

Президент обнюхал, а потом медленно стал жевать маленький обломок предложенного блюда.

– Ну! – нетерпеливо спросил Беркутов.

– Нас не торопят, – флегматично сказал президент и взялся за второй ломоть, отрезав от него также микроскопический кусочек.

Потом дошла очередь и до третьего ломтя.

Наконец Алексей Максимилианович Ласов отпил из фужера белого вина.

– Напихали ароматизаторов, как в фишбургеры. Даже в стерлядь! – пренебрежительно сказал он. – А потому что стерлядь у них из каких-то рыбных инкубаторов, уж не знаю каких – турецких или туркменских…

– В туркменских обычно получше, – уточнил Караванов.

– Возможно. Значит, и стерлядь из Китая стали везти… А вот ледяная рыба, думаю, настоящая.

Ксения, поражённая блистательным виражом кулинарной логики Ласова, даже приоткрыла рот.

– Стерлядь – вот! – Ласов уверенно ткнул в один ломоть. Затем ещё в один. – И этот. Они заароматизировали её так, что полностью натуральный вкус отбили, если он хоть как-то брезжил.

– Эх, проверить бы! – нетерпеливо произнёс Беркутов, поглядывая в сторону рояля, где ещё совсем недавно Горчаковский последний раз в жизни подписал экземпляр своей книги.

– Сохраняешь надежду на приз? – ядовито спросил Трешнев.

– Жажда научной истины, хотя бы и гастрономического свойства, – с достоинством ответил Беркутов. – Ты, Лёша, не доедай пока что, вдруг в этой неразберихе шеф-повар появится, спросим у него.

– Если я это доем, – Ласов отодвинул от себя блюдо, – завтра с утра придётся идти на внеплановый приём к гастроэнтерологу.

– Президент, в отличие от нас с Волей, очень тщательно мониторит свой желудочно-кишечный тракт, – с уважением произнёс Трешнев и взялся за стопочку.

Вдруг снизу от дверей пошёл шум, коротко и с достоинством прозвучал собачий рык.

– На помощь жегловым и шараповым приехали глазычевы, – вздохнул Беркутов. Достал телефон и посмотрел время. – Может, и на поезд успею.

– Надо оказаться среди первых на выход, – сказал Трешнев. – Чтоб шмон с нас начали.

– Но суетиться тоже не будем, – заявил президент, не прерывая процесса очищения тарелок от яств. – Они к суете относятся нервно.

– В конце концов, – возмутился Беркутов, – я им покажу билет. У них на торжественных церемониях лауреатов лущат, а я должен убытки нести! Я билет, между прочим, на свои деньги покупал и собираюсь не на крейсер «Аврора» любоваться, а в Рукописном отделе Пушкинского дома работать.

– Кстати, – оживился Трешнев, – скоро ведь объявят лауреатов премии «Пушкинский Дом». Господа, вы запланировали себе это мероприятие?

– Сейчас возьмут с нас подписку о невыезде, и всё огребём в достатке, – произнёс дальновидный Ласов. – А десерт был?

– Лёша, в нашем возрасте уже не надо увлекаться углеводами, – наставительно сказал Трешнев. – Кушай фрукты.

– Меня от волнения всегда тянет на сладкое, – признался президент.

Гаврила отпорхнул на мгновение и вернулся с тарелкой, на которой теснились разномастные пирожные.

– Берите, пожалуйста, – поставил перед Ксенией.

– Кавалер! – с тёплой улыбкой обрадованного ветерана проговорил Трешнев.

– Спасибо! Вы очень любезны, – Ксения всматривалась в кремо-бисквитно-безешную клумбу, выбирая, а Беркутов и Ласов взяли не раздумывая.