Инна Бачинская - Мадам Осень

Кроме того, в семье писателя отчетливо определились два лагеря, что видно невооруженным взглядом даже стороннему наблюдателю…

…Глубокая ночь. Стук дождя в подоконник, порывы ветра и ветка, скребущая о стену дома; запах мокрой земли из сада. В овале света от настольной лампы – лист бумаги и руки человека, худые пальцы сжимают шариковую ручку. Человек пишет, с силой нажимая на ручку, иногда рвет бумагу. Поминутно заглядывает в книгу, лежащую слева. Переворачивает страницу за страницей. Исписанный лист откладывает на край стола, там уже целая стопка. Он работает как автомат: ноют застывшие спина и плечи; он не чувствует, как отяжелела поясница и затекла шея; он переводит взгляд с книжной страницы на белый лист, лежащий перед ним, да иногда смахивает упавшие на глаза пряди. И только когда за окном определяются серые утренние сумерки, он отрывается от своего занятия, распрямляет спину, шевелит плечами, поднимает над головой руки, растирает каменную шею. Удовлетворенно смотрит на исписанные листы. Ночь кончается, кончается и его работа…

Монах, большой, как слон, в рубахе навыпуск и в китайских матерчатых тапочках с драконами, слегка раскачиваясь на ходу, не торопясь подходил к «Братиславе», самой крутой городской гостинице. На плацу перед входом рдела круглая клумба с красно-оранжевыми каннами, ее окружали несколько дизайнерских скамеек с узорными боковинами и ножками в виде львиных лап. На одной из них сидел некто с виду бомж и держал в руке бумажный стаканчик – делал вид, что пьет кофе, понял Монах. Он пошарил по карманам, выгреб мелочь и, проходя мимо, бросил в стаканчик. Бомж пробормотал что-то вслед, Монах, не оборачиваясь, величественно отмахнулся: не стоит, мол, благодарности.

Леша Добродеев уже танцевал в нетерпении перед входом. Завидев Монаха, он замахал руками и закричал:

– Привет, Христофорыч! Гоша и барышня на точке, сейчас все провернем.

Монах степенно подошел, сказал:

– Добро, Леша. День-то какой, а? Прохладно, ветерок. Похоже, жара спала.

– День? Ветерок? – удивился Добродеев. – Не заметил. Пошли, Христофорыч. Гоша сопротивлялся, но я его уломал.

– Небось стихи пишет, – предположил Монах. – Обещал напечатать?

– Нет, он спец по патиссонам.

– Патиссонам? – удивился Монах. – Это вроде летающих тарелок? Ну и?.. Ты собираешься купить у него рассаду?

– Нет, я напишу о гигантском овоще по имени «Братислава», у нас скоро день города и конкурс, Гоша мечтает победить. Он у нас известный юннат и селекционер.

– Понятно. Кстати, о писателях. Мне твой писатель понравился… как его? Сунгур?

– Сунгур. А жена? – хихикнул Добродеев.

– Жена… – Монах вздохнул. – Жена хороша. Хотя красивая женщина с мозгами – взрывоопасная смесь. Да и характерец термоядерный. Опасная личность.

– А то! – Добродеев снова хихикнул.

– У вас что-то было? – спросил Монах – ему было интересно, соврет Добродеев или нет.

– Ну-у… – протянул Добродеев, как бы колеблясь и давая понять, что было, но он, как человек порядочный… и так далее.

– Понятно, – хмыкнул Монах, с ходу просекший добродеевское вранье.

– Да ладно, – сказал Добродеев. – Ну, не было, но, сам понимаешь, будь я понастойчивее…

– Понимаю. Хорошо, что я не женат, а ты, Лео, скользкий тип.

…Их ожидали. Хрупкий небольшой суетливый Гоша и большая степенная горничная Люба. Девушка отперла дверь тридцать шестого номера.

– Мы никого не заселяем, прокуратура не разрешает. Забрали его вещи, бутылку от шампанского, стаканы. Слава богу, хоть не опечатали, а то и так слухов полно. Кстати, спасибо за статью, Леша, – говорил Гоша.

– Я же деликатно, – сказал Добродеев. – Без живописных деталей. Я же понимаю.

Гоша щелкнул кнопкой. Вспыхнул свет. Они сгрудились на пороге.

– Вот здесь он лежал, – прошептал Гоша и потыкал пальцем в пол. – До сих пор, как вспомню, прямо волосы дыбом. Спать перестал, поверите? Головой к окну, в махровом халате, а на халате черные пятна. Вот здесь и здесь! – Он похлопал себя по груди.

– Можно войти? – спросил Монах.

– Только осторожно. Люба, можешь идти, я сам закрою. Никому, поняла?

Девушка молча исчезла.

– Что-нибудь уже известно о нем? – спросил Монах, обегая взглядом комнату. Вид комнаты был зловещ и неряшлив: здесь не убирали с того самого дня, кровать не заправлена, на полу валялась одежда; штора была полузадернута, отчего в помещении царил неприятный полумрак. Монах подошел к окну, выглянул и увидел давешнего бомжа.

– Там у вас беспризорник, – сказал, поворачиваясь к Гоше.

– Где? – Гоша тоже выглянул. – Этот? Это не беспризорник, это Ларссон Андерс, живет у нас.

– Ларссон Андерс? – обрадовался Добродеев, отводя гардину. – Тот самый?

– Кто такой Ларссон Андерс? – разумеется, тотчас спросил Монах.

– Шведский миллионер, – сказал Гоша. – Доктор социологии. Строит собачий приют, защитник животных. Хороший, душевный человек, живет в люксе за триста евро в сутки. Вот только одевается как-то нестандартно, его все принимают за бомжа.

– У нас есть люкс за триста евро в сутки? – удивился Добродеев.

– Для шведа есть, – сказал Гоша. – К нему такие кадры ходят, ужас! Одна ведьма чего стоит.

– Ведьма? Настоящая?

– Самая настоящая, ветеринар по профессии. Зовут Саломея Филипповна Гурская, прямо переодетый мужик, рост под два метра. – Гоша поежился. – Как глянет, аж слабость в ногах. – Он рассказывал с удовольствием, жестикулируя, закатывая глаза, так как вообще любил поговорить.

– Я с ней знаком, – заметил Монах. – Интересная личность [3] См. роман И. Бачинской «Тринадцать ведьм». .

– У нее внук – президент клуба фэнтези «Руна», – заметил Добродеев.

– «Руна»? – переспросил Гоша. – Не слышал. И еще всякие активисты с приветом. Собираются у него в номере, если дождь, или на скамейке, если погода. Вон, сидит и ждет, пьет кофе из автомата.

– Кофе… – пробормотал Монах. – А я еще удивился, думал, показалось.

– Показалось? – не понял Добродеев.

– Он сказал: сенк ю!

– Тебе сказал? За что?

– За то, – загадочно ответил Монах. – Сказал и сказал. Гоша, вы не против, если мы тут немножко осмотримся? – обратился он к администратору.

– Только по-быстрому, ребята, а то, сами понимаете, вдруг приспичит кому из следаков…

– Кто ведет дело?

– Вроде Поярков… но это между нами, я вам ничего не говорил.

– Почему? Тайна следствия?

– От них лучше держаться подальше, – туманно пояснил Гоша. – Ладно, я пошел. Вернусь через десять минут. Вы тут поаккуратнее. Хватит?