Владимир Росс - Вор

С досады пнув чемодан, Юрка помрачнел.

«А что, если…» – мысль попробовать обменять Фому на кейс родилась спонтанно:

– Чемодан солидный, может, ценное что.

Предупреждая дальнейшее развитие глупой идеи, во двор въехало четыре машины. Увидев высыпавших из них мордоворотов, Сапрыкин понял, что договориться будет сложно, а то и вовсе невозможно. Задерживаться у дома становилось опасным. Он плавно вывернул руль и, переборов соблазн утопить газ до полу, медленно покатил навстречу компании.

«Ух и лбы», – пронеслось в мальчишеской голове. – «Гвардия на маргарине 50 50 Гвардия на маргарине – собирательное выражение. «Гвардия» и вообще все, что связано с военной, армейской службой, несет в разговорах уголовников заведомый негатив, ибо по понятиям неприемлемо бездумное исполнение каких-либо приказов. Маргарин – иносказание, высмеивающее суррогат мозгового вещества в голове глупого человека. Качать маргарин, к примеру, – заниматься чем-либо далеким от интеллектуальной деятельности, скажем, примитивным физическим трудом или видом спорта (культуризм), не требующим абсолютно никаких, по мнению криминалитета, умственных способностей. ».

«Гвардейцы» проводили «опель» подозрительными взглядами и вернулись к шумному обсуждению.

Сапрыкин гнал домой. Не туда, где прожил последние несколько месяцев, а в подвал, ключ от которого всегда носил с собой. Пустынный зеленый базарчик встретил пацана грустным пейзажем. Вот и его старый дом. Замок от прикосновений Юркиных рук проснулся и недовольно звякнул.

«Надо же, целехонький!» – обрадовался хозяин. Вскоре все улики нашли себе укромные убежища. Чемодан Сапрыкин от греха подальше зарыл, а деньги и золото схоронил в нише за хитрым кирпичом и, удовлетворившись результатами кладокопания, покинул свое логово успокоенным. Теперь можно узнать последние новости.

Он остановился, достал мобилу, выхваченную у одного неприметного бобра по случаю дня рождения и набрал номер адвоката. От услышанного по телу прокатилась холодная дрожь.

– Юра, хорошо, что ты позвонил. Беда! Фомы больше нет. Его труп обнаружили под Старогородским мостом час назад…

Богач подробно описал картину происшедшего. Тело лежало в обломках видеопанели, а из кармана рубашки торчала таинственная карта семерки треф. Другие обстоятельства – гласности не предавались. Оперативно-следственная бригада склонилась к версии самоубийства. Карту, соответственно, отнесли к объяснимому факту, помня о пристрастии погибшего к игре. Но по городу расползлись слухи о другом значении крестовой семерки и о начавшихся криминальных разборках.

– И еще, Юрочка, – предупредил адвокат. – Поговаривают, что кто-то выставил квартиру Никольского. Если к этому был причастен Фома, то с минуты на минуту к вам нагрянут гости. Люди очень крутые. Позаботься о Ляле. Она все знает. Мальчик мой, да хранит тебя Господь! Больше я ничем не смогу помочь…

Какое-то время Юра не мог очнуться. Трубка, словно приросла к его уху, посылая в мозг тревожные короткие гудки. Потом одеревеневший палец попадал не в те цифры. И совсем не похожая на жизнерадостную беззаботность крестной гнетущая тишина.

– Ляля?

– Да, Юра, говори. – Сапрыкин почти физически ощутил ее боль. – Слышь, Лялька, не дури… – его голос, увлекая за собой накрученные в гортани витки энергии, гудел, как трансформатор в миг критического скачка напряжения. В этих звуках было мало человеческого и напрочь отсутствовало вчерашнее детство.

– Не дури, понятно? – повторил Юрка. – Собирай манатки, мы на время уезжаем. Я буду через десять минут…

Машину он оставил на пустыре и, убедившись в отсутствии чужаков, перемахнул забор. Дом встретил тишиной и только у спальни юноша услышал сдавленное рыдание. Рука легла на дверную ручку и замерла. Даже сейчас ему требовались усилия, чтобы перебороть глупую неловкость…

Неделю назад Босоножка заглянула к нему в комнату, после традиционного пожелания спокойного сна погасила свет, а затем неожиданно выросла у кровати. Мягкие волосы шелком проскользнули по обнаженной груди, и его губы ощутили прикосновение поцелуя. Шалея, Юрка с ужасом проваливался в темную бездну распахнутого перед ним халата.

– Что, приплыл? – горячий язык обволок ухо. – Скажи, я тебе нравлюсь?

Расценив ответное молчание грубостью, она испарилась во мраке. Откуда ей было знать, что у него просто пропали все слова…

Той ночью Сапрыкин утопал в неприличных фантазиях, а утром, вырвавшись из сладкого плена, обнаружил на простыне влажное пятно. Досадный факт нуждался в уничтожении следов. Фома отправился на кражу сам, а Юрка полдня провозился в ванной комнате, смывая последствия ночного визита. Хитро щурясь, Босоножка несколько раз предлагала помощь, и, получая категоричный отказ, рассыпалась плутовским смехом, чем доводила Сапрыкина до белого каления. Но и этим всё не ограничивалось. На следующее утро история повторилась. Вконец растерянный пацан услышал:

– Чай, взрослым становишься? Пора бы и царевну завести.

– Чего? Тоже мне, советчица, – огрызнулся Юрка, отерев пот со лба. Стирка становилась проклятием.

Лялька прикрыла за собой дверь. Несколько мгновений, и грубиян трепыхался зажатым в углу. От близкого запаха женщины закружилась голова и рухнула воля, поэтому, когда он вновь ощутил прикосновение ее тела, сил на сопротивление не осталось. Не сводя с мальчишеского лица серьезного взгляда, Ляля медленно провела рукой по выпирающим габаритам.

– Такое добро пропадает. С ума можно сойти.

Юрка понял, что сейчас это произойдет. Что-то загадочное, незнакомое и такое желанное. Глаза стыдливо прикрылись…

– Надоест дрочить – приходи в спальню, – долетело уже из коридора.

Так, как в ту минуту, Сапрыкин еще никогда не краснел… «Комплекс Босоножки» действовал парализующе. Неизвестно, сколько потребовалось бы времени на его преодоление, но Ляля, предвосхитив исход внутренней борьбы, возникла на пороге собственной персоной. Заплаканное лицо заставило Юрку сглотнуть подступивший к горлу комок.

– Ты готова?

– Я никуда не поеду, – холодно объявила она.

– Как?

– Как слышал. Уезжай сам, – сдув с уголка рта предательскую слезу, Ляля бесстрастно оттолкнула его и, дойдя до середины комнаты, обернулась. – Это мой дом, и я остаюсь. Ты ничего не знаешь обо мне…

На улице раздался визг тормозов.

– Уходи. Немедленно. Со мной все будет хорошо. – Она обвила его шею тоненькими веточками рук, всхлипнула и повторила: – Прошу тебя, уходи.

Исчез Сапрыкин через свое окно. Спрятавшись на пустыре, он видел, как молодчики вывели Босоножку, усадили в машину и, повернув за угол, увезли в неизвестном направлении.