Владимир Ноллетов - Без определенного местожительства…

– Сказка! – махнул рукой Митрич.

– Было это, было! – Егорыч даже привстал от волнения.– В газете писали. Сам читал… Так то – падчерица! А Верочка-то – кровинка моя.

– Ну-ну, – скептически буркнул старик.

Вдруг собака подняла голову и зарычала. Взметнувшееся от порыва ветра пламя осветило тонкую фигурку. Это была девушка лет восемнадцати, хорошо одетая, но осунувшаяся и изможденная. Она смотрела на них с какой-то обреченностью. Ей освободили место. Егорыч снял с себя зловонную куртку и заботливо накинул на плечи девушки. Ее передернуло. Пить она отказалась, ела однако с аппетитом. На вопросы отвечала неохотно, сказала лишь, что ее зовут Наташей, что она ушла из дома. Девушку клонило ко сну. Ее уложили на лучшем месте, и она тотчас уснула.

– Красивая до чего, – покачал головой Егорыч.

– А прикид какой! – заметила Ырыс.– На несколько тысяч тянет.

– Видно, что приличная, – сказал Канай. Они допили водку, покурили. Старик встал и твердыми шагами пошел к соседней плите – он ночевал там, – бросив через плечо:

– Костер потушите, не забудьте. А то опять поджаритесь.

То ли у него был очень крепкий организм, то ли он умел вовремя остановиться, но он никогда не напивался до бесчувствия. В отличие от других бомжей Митрич вообще мог обходиться без водки и пил больше за компанию.

Егорыч ушел вслед за ним. Канай и Ырыс потушили огонь и, с трудом найдя свободное место в своем гостеприимном жилище, улеглись спать.

Первым на это место наткнулся Митрич. Он забрел сюда весной, увидел плиты и решил остаться. Несколько лет назад жил он в собственном большом доме, а теперь был рад и такому жилью. Митрич стал жертвой квартирных мошенников. Как-то он решил продать дом на северной окраине Бишкека и поселиться в центре. Едва он переехал в купленную квартиру, как выяснилось, что он отдал деньги не настоящему хозяину, а квартиранту. Тот исчез. Во всех тонкостях этой афера старик так до конца и не разобрался. Были здесь и подделка подписей, и подкуп нотариуса. Одним словом, он оказался на улице. В довершение всего у него украли все документы.

Через неделю под соседней плитой обосновался Канай. У него тоже был дом. Один его земляк и единоплеменник, даже как будто дальний родственник, поил его несколько дней и наконец упросил заложить дом, а деньги одолжить ему. Деньги нужны были земляку, чтобы провернуть одно необычно выгодное, по его словам, дело. Дело прогорело, земляк деньги не вернул, пропал. И Канай остался без дома.

Вскоре к Канаю прибилась Перизат – шестнадцатилетняя южанка с огромными горячими глазами, застенчивая и молчаливая. В родном аиле остались семь ее младших братьев и сестер. Мать уехала на заработки в Россию. Отец запил, загулял. Стал ее избивать. Иногда нечего было есть. Она сбежала в Бишкек, к двоюродной сестре, он не смогла ее найти.

Затем, почти одновременно, пришли сюда Валька с собакой Куклой и Егорыч. Недолго жил здесь Склеротик. В начале лета Перизат исчезла, ее место заняла Ырыс. Потом притащился Доцент. Он трясся всем телом, просил дать опохмелиться. Его приютил под своей плитой Егорыч. Два дня жила десятилетняя Даша, оборванная и чумазая, затем пропала. Как-то появилась Айша – несовершеннолетняя мама с пятимесячным ребенком. Бомжи отправили ее в приют «Коломто».

Иногда они ругались, даже дрались, но до прихода Толяна это были, можно сказать, семейные ссоры. Этот же двадцатипятилетний верзила, тупой и агрессивный, был по-настоящему опасен. Он недавно освободился. Поселился он под самой крайней, стоявшей на отшибе, плитой. Через три дня Толян привел Светку. В свои шестнадцать лет она уже успела отсидеть за воровство. В октябре одну из соседних плит облюбовали три мальчишки двенадцати-тринадцати лет. Бекболот и Димка сбежали из дома. От пьяных скандалов, от побоев. Третий, Алик, жил на улице сколько себя помнил. Они держались обособленно. Последним в середине ноября явился Руслан. Он стал жить у Толяна.

Бомжи проснулись рано.

– Я вчера дрался? – спросил Доцент, стирая кровь с лица. Он был средних лет, среднего роста, худой и невзрачный.

– Толян тебя отметелил, – пояснил Митрич.

– Я-то хоть раз его ударил?

– Что-то не заметил. Да ты уже бухой был, еле на ногах стоял.

– Эх! – вздохнул тяжело Доцент.

Ырыс тормошила Каная.

– Вставай, вставай, – сказал, подходя, Митрич.– Кто рано встает, тому бог дает.

Ырыс повернулась к нему.

– Вчера поздно вышли, так до нас кто-то все контейнеры распотрошил.

Канай потянулся, зевнул.

– А у нас так говорят: коп жойлогон тульку, скажем так, ачкан олот.

– В смысле?

– Лиса, которая много… суетится, от голода сдыхает.

– Его любимая поговорка, – сердито проговорила Ырыс.– Вот уж точно лень раньше его родилась.

– Лень – это хорошо, – возразил Канай.– Лень – это полезно. Если человек ленится, значит, душа у него, скажем так, работает. Значит, понять он хочет, зачем живет.

– Поднимайся, философ, – повторил старик.

– Спит как убитая, – прошамкала Валька, склонившись над Наташей.– Эх, пропадет она тут. Красивая слишком.

Кукла весело крутилась возле бомжей, но вдруг навострила уши. По железнодорожной насыпи к ним спускались Толян и Руслан. Толян что-то нес в полиэтиленовой сумке.

– Доцент, харю умой, – хохотнул он.

Руслан заметил спящую девушку и замедлил шаг.

– Это что за красотка? Кто такая?

Никто не ответил. Он стал, обвел всех нетерпеливым, требовательным взглядом и остановил его наконец на Вальке, стоявшей к нему ближе других. Руслан ждал ответа. Собака зарычала. Валька тупо смотрела на него, приоткрыв рот. За его спиной гневно засопел Толян.

– Вечером к нам пришла, – поспешно сказал Егорыч.– Ушла из дома.

Руслан и Толян направились к своей плите.

– Как у него глаза загорелись, когда Наташку увидал, – покачала головой Ырыс

Канай посмотрел на серое небо. Лишь на востоке оно становилось желтым, а на западе над горизонтом тянулась мутно-голубая полоса. Бомжи взяли огромные черные полиэтиленовые мешки и клетчатые китайские сумки и двинулись в путь. Остался только Митрич. Они вышли на дорогу. Миновали плиты. Слышно было, как под крайней плитой хныкала Светка. Кукла то отставала, то забегала вперед. Дорога шла параллельно железнодорожному полотну. По одну ее сторону тянулись заводские заборы, за ними стояли обшарпанные, с разбитыми окнами, заброшенные корпуса. По другую – цепочкой – кучи земли вперемешку с булыжниками. На кучах и возле них валялись всякие строительные и хозяйственные отходы. Здесь бомжи находили нужные материалы для благоустройства своих жилищ. Лишь кое-где дорогу покрывал асфальт, осевший, потрескавшийся. В одном месте, по обе стороны дороги, стояло десятка два покрытых ржавчиной металлических столбов. Валька с Куклой отстали. Валька двигалась медленно, какой-то походкой робота. Верхняя часть туловища оставалась при ходьбе неподвижной. Руки были слегка растопырены. Она словно боялась потерять равновесие.