Нина Дитинич - Проклятие Моцарта

– Да, – поморщился Суржиков. – Со многими я уже беседовал.

Несмотря на солнечный, сияющий яркими красками сентябрьский день, настроение следователя было скверным. Его синие глаза смотрели грустно, Диане стало его жаль и очень захотелось помочь.

– А может быть, то, что Виолетту Генриховну задушили струной от музыкального инструмента, говорит о том, что ее смерть имеет отношение к консерватории, в которой она проработала почти всю свою жизнь? – осторожно предположила Диана. – И то, что двери служебного выхода оказались открытыми, говорит о том, что кто-то покинул кинотеатр и это наверняка был убийца, так что к нашим сотрудникам это не относится…

– Допустим, – не глядя на нее, буркнул Суржиков. – Но ведь преступник как-то попал в кинотеатр, значит, его должны были видеть.

– Купил билет и прошел, как все зрители.

– Задушил старушку и спокойно ушел?

– Выхватил старый ридикюль у Виолетты Генриховны, в котором наверняка лежали ключи от ее квартиры, – подхватила Диана, – и сразу бросился туда рыться в ее вещах, наверняка что-то ценное искал.

– Скорее всего, да, – согласился Егор Суржиков. – А сумочку он мог выкинуть в ближайшую помойку…

– Тогда нужно опросить дворников в ближайших дворах, – хмыкнула Диана.

Суржикова это разозлило.

«Нахальная девица лезет не в свои дела», – раздраженно подумал он и сердито сказал:

– Мы решим этот вопрос сами.

Но Диана продолжала:

– Я одно не могу понять, как Виолетта Генриховна дала себя спокойно задушить, не крикнула, не позвала на помощь…

– Удавку из струны ей накинули сзади, скорее всего, к ней подошли незаметно со спины и мгновенно задушили, поэтому она даже пикнуть не успела.

– А может, она и кричала, но шум из фойе в зале не слышен, потому что оно отгорожено туалетами и буфетом, – добавила Диана.

– Может, и так, – согласился Суржиков.

– Мне кажется, убийство произошло сразу же после третьего звонка, как только началось выступление Вербицкого.

Следователь мрачно кивнул.

Они подошли к кинотеатру и вошли внутрь. В вестибюле около рояля было уже пусто, тело забрали и увезли в морг, а эксперты, завершив свою работу, уехали.

Суржиков поднялся к киномеханикам. В аппаратной остался только один сотрудник, Степан Максимович Золотников. Он поморщился, поглаживая седые усы, и недовольно спросил:

– Что, еще вопросы появились?

– Появились, – нахмурился Суржиков. – Оказывается, вы проживаете в одном доме с убитой.

– Да, в соседнем подъезде. – Золотников снял с бобины перемотанную кинопленку и стал укладывать в металлическую коробку.

– Что можете сказать о Вебер?

Золотников пожал плечами.

– Я с ней знаком не был, здоровался при встрече, не более.

И этот допрос ничего не дал, Суржиков в еще более мрачном настроении покинул аппаратную и внизу вновь столкнулся с Дианой.

– Ой, вы уже уходите, – с сожалением протянула она. – А я у вас хотела спросить…

– Спрашивайте, – вздохнул он.

– У Виолетты Генриховны нет родственников, значит, мы ее хоронить будем? Ведь она работала у нас в кинотеатре…

– Если никого нет, видимо, придется вам, – опять вздохнул Суржиков.

– Может быть, тогда вы дадите телефоны, которые записаны у Виолетты Генриховны в записной книжке, чтобы мы смогли пригласить ее знакомых на похороны?

Суржиков задумался и наконец ответил:

– Сейчас это невозможно, я должен сначала изучить записную книжку, тогда поговорим на эту тему.

Диана кротко улыбнулась.

– Спасибо.

Проводив следователя до дверей, она поспешила в свой кабинет и взялась за телефонный справочник.

Пролистав его, Диана набрала нужный номер и, услышав женский голос, любезно заворковала:

– Мне нужен директор консерватории, не подскажете имя, отчество и контакты?

На другом конце провода раздалось сопение, и недовольный голос отчеканил:

– Валентина Александровна Лурье. – Затем голос произнес номер телефона секретаря и строго добавил: – Звонить лучше после трех.

Диана взглянула на часы. Было без четверти пять. Она набрала телефон директрисы консерватории. Ей повезло, секретарша соединила с Лурье сразу, и Диана услышала настороженный низкий голос:

– Лурье слушает.

Представившись, Диана сообщила о смерти Вебер Виолетты Генриховны и тут же услышала возглас:

– Не может быть! Я только на прошлой неделе разговаривала с ней, она приходила на конкурс юных пианистов. Выглядела прекрасно, веселая была. Рассказала, что работает в кинотеатре, очень довольна, приглашала на творческую встречу с известным режиссером… Боже мой, как же его?..

– Иван Вербицкий, – услужливо подсказала Диана.

– Ну да, – согласилась Лурье. – С Иваном Вербицким. Так что произошло с Виолеттой Генриховной? От чего она умерла?

Диана замялась, не зная, что сказать, но решилась:

– Ее убили.

– Убили? – ахнула директриса. – Кто? Почему? Она же никому зла ни на йоту не сделала! Как это произошло?

– К сожалению, я сама толком ничего не знаю, – проговорила Диана. – Я, собственно говоря, хотела решить вопрос о похоронах.

– Да, да, – холодно и сухо произнесла Лурье. – Мы, конечно, разделим с вами расходы.

– Я могу к вам подъехать по этому поводу?

– Хорошо, подъезжайте завтра с утра, если меня не будет, зайдете к моему заместителю Игорю Алексеевичу Фарятьеву, записывайте адрес…

В 1767 году Моцарту исполнилось одиннадцать лет, музыка с каждым годом увлекала его все больше и больше. К нему стали поступать заказы не только от зальцбургского двора, но и от местной буржуазии. Юный композитор работал над ораториями для университета. И вся его музыка была наполнена невыразимой нежностью и удивительной теплотой.

Леопольд планировал вновь посетить столицу Австрии, чтобы дети смогли выступить при дворе на бракосочетании принцессы Йозефы. Но в этот год свирепствовала эпидемия оспы, от которой принцесса умерла, а Вольфганг и Наннерль заболели. К счастью, оспа отступила, и юный музыкант с сестрой вскоре оправились от болезни. И новому путешествию ничто не мешало.

В 1768 году Моцарты в очередной раз прибыли в Вену. Но прежнего успеха уже не имели, дети-вундеркинды выросли, Вольфгангу исполнилось двенадцать, а Наннерль семнадцать, публика потеряла к ним интерес.

Но, узнав о возвращении своего любимца, императрица Мария-Терезия пригласила семейство Моцартов в свою резиденцию.

Она с интересом расспрашивала гостей о путешествии, о жизни в родном городе, об успехах Вольфганга. Ее участие тронуло мальчика, со слезами на глазах, в порыве благодарности, Моцарт целовал руки императрицы. Мария-Терезия благоволила к нему по-прежнему и вновь одарила юного музыканта и всю его семью подарками. А ее сын император Иосиф попросил Вольфганга написать оперу и предложил возглавить оркестр, который будет ее исполнять.