Инна Бачинская - Небьющееся сердце

Хозяином «Касабланки» был некрасивый седой человек лет шестидесяти с гаком, звали его Аркадий Котляр, или папа Аркаша, с легкой руки персонала за привычку говорить всем «дитя мое», и был он в прошлом известным искусствоведом и кинокритиком. Критиковал он в основном буржуазный кинематограф и в основном американский. В своих многочисленных статьях, написанных легко и убедительно, он доказывал преимущество соцреализма над капреализмом. А сам в это время, как тайный христианин во времена язычества, поклонялся этому самому буржуазному кино в общем и американскому в частности. Старый американский кинематограф был его любовью, а актрисы – страстью и божеством. Он знал все о Бэтт Дэвис, Грете Гарбо, Деборе Керр и многих других. Он мог без конца смотреть «Незабываемый роман» с Кэри Грантом и Деборой Керр, или «Ниночку» с Гретой Гарбо, или «Гильду» с Ритой Хэйворт. А «Касабланка»! А Ингрид Бергман! А… многие другие!

Аркаша любил женщин, но в отличие от большинства мужчин, разделяющих эту любовь, он любил их, во-первых, эмпирически, визуально, а во-вторых, он прекрасно знал предмет своей любви. Знал их неверный, как пламя свечи на ветру, характер, наивную хитрость, непоследовательность, не уставал удивляться и восхищаться женской логикой. Он наблюдал женский декоративный пол, как мудрый родитель наблюдает любимое чадо – с удовольствием, снисходительно, видя насквозь все его повадки, вранье и хитрости. И если бы ему сказали, что он – старомодный романтик, что женщины сейчас другие и меньше всего напоминают нежное балованное дитя, он только усмехнулся бы и сказал, что женщины не меняются, они все те же, только условия жизни стали сложнее, и им приходится быть агрессивными, сильными и грубыми. А вы создайте им условия, при которых они смогли бы раскрыться… и так далее, и тому подобное, до бесконечности. Женщины платили ему взаимностью, всласть рыдая ему в жилетку и опираясь на вовремя подставленное дружеское плечо, но при первом удобном случае упархивали к другому, тем не менее оставаясь с ним в самых прекрасных отношениях.

Несколько лет назад трое его братьев, преуспевающих бизнесменов, подарили Аркаше кафе, доставшееся им почти даром, в счет уплаты долга. Аркаша рос непохожим на братьев мальчиком, этаким гадким утенком, мечтателем и бессребреником, равнодушным к деньгам и всему тому, что можно купить за деньги. Деньги всегда были для него средством, а не целью. Средством для покупки еще одного фильма из любимой кинематографической эпохи или книги. Семья дружно учила его жить, в глубине души гордясь его необычностью и ореолом академизма, который придавали ему многочисленные публикации и репутация ведущего специалиста. Он был экзотической приправой, придававшей остроту тяжеловесному и пресному семейному блюду. Сначала он наотрез отказался заниматься доставшимся даром кафе, и только посулы братьев не вмешиваться, не диктовать, не учить жить и дать деньги на полную реконструкцию, оформление интерьеров и подготовку собственной программы, заставили его переменить решение. Обычно мягкий и покладистый, он твердо стоял на своем, настаивая на деталях интерьера, не совместимых с точки зрения дорогого дизайнера, нанятого братьями.

– То, что вы предлагаете, дешевка, китч, балаган! Существуют же каноны! – возмущался дизайнер.

– Возможно, мне не хватает вкуса, – сказал Аркаша братьям, – но все будет или так, как я хочу, или никак. А балаган это именно то, что мне нужно. Если «балаган» честно называется «балаганом» – это прекрасно и не стыдно. А если «балаган» называется «театром музыкальной комедии», это неприлично и пошло. Я хочу именно балаган, захватывающе-интересный, раскованный и живой! – Он даже всерьез раздумывал, не назвать ли ему свое детище «Балаганом».

Как известно, все когда-нибудь кончается. И в итоге, после трех месяцев нервотрепки, скандалов и криков: «Оставьте меня в покое!», «Идите вы… со своим гребаным дизайнером!» и «Вон!» родилась «Касабланка». Вернее, родилось, потому что это было кабаре. Кабаре «Касабланка». «Балаган» пришлось заменить на «кабаре», потому что, если кабаре «Касабланка» звучит приятно для слуха, то балаган «Касабланка» звучит плохо, вернее, не звучит вовсе. Название это также было победой американского классического кинематографа…

Шоу, которое Аркаша придумал и поставил в «Касабланке», было пронизано чувством ностальгии по невинной кинематографической экзотике тридцатых и сороковых, когда создавались павильонные багдадские воры и индийские гробницы, а костюмы, сшитые по его корявым эскизам, принадлежали другой, близкой по духу декоративной эпохе, любимой им за извращенно-рафинированный эстетизм и нарочитое внимание к деталям – арт нуво [1] Арт-нуво ( от фр . Art nouveau) – художественное направление в искусстве, наиболее популярное в 1890–1910 годах в Европе и США. .

Он сам нашел артистов для своего шоу. ЭрЖе Риеку, танцовщицу кордебалета, которая из-за своего скандального характера нигде долго не задерживалась и которую из-за гигантского роста всегда засовывали за чьи-то спины, придумал ей номер и не мешал самовыражаться. «РЖ» ничего общего не имеет с реферативным журналом, как можно было бы подумать, а значит «роковая женщина». Папа Аркаша любил экзотику. Риека действительно была роковой женщиной, богато одаренной природой. Кроме роста под два метра, она обладала бурным темпераментом, специфическим чувством юмора, манерой разражаться режущим слух хохотом или скандалить по любому поводу и без; кроме того, была раскрашена, как вождь племени сиу (или какого-нибудь еще), вступивший на тропу войны. Аркаша умел с ней ладить. Замечания его во время репетиций были кратки и точны, и Риека скандалила с ним исключительно из принципа, а откричавшись, говорила деловито: «Аркаш, ну, ты гигант! Покажи еще раз!» В глубине души она была добродушной девушкой. И Аркаша, тощий и некрасивый, показывал роковой женщине Риеке позу, движение или взгляд, подсмотренный им у кинодив прошлого, перед которыми и сегодня не устоит ни один представитель сильного пола. Он склонял голову набок, чуть касаясь подбородком плеча, опускал глаза, капризно изгибал губы, держал паузу, а потом искоса метал такой взгляд-кинжал на Риеку, что, казалось, сыпались искры и появлялось пламя, делая при этом легкое движение подбородком, плечом, грудью, бедрами, и…

– Ты поняла, дитя мое? – спрашивал он Риеку.

– А ты, Аркаш, случайно не голубой? – спрашивала, в свою очередь, Риека. – Я знаю одного такого, ходит в бабском платье и выкобенивается, куда там бабе… Откуда ты все про нас знаешь?

– Наблюдаю жизнь, Риека, держу глаза открытыми, – отвечал ей Аркаша. – Ну, давай! И следи за речью. Не забывай, что ты женщина!