Владислав Браун - Зло вернется сквозь века

– Я готов дать полное описание этого украшения, – выговорил Дмитрий, сидя за рулем своего джипа. Он застрял в пробке.

– Когда? – спросил собеседник в трубке. Это был Станислав Аркадьевич.

– Завтра, – не задумываясь, ответил Дмитрий.

– Хорошо, я Вам завтра позвоню, – ответил Станислав Аркадьевич, явно ожидавший от Зубова другого ответа.

Начало смеркаться. Солнце, то прятавшееся за темными облаками, то вновь освобождавшееся от них, почти совсем спряталось за горизонт.

А сам Дмитрий приехал домой, где его ждала его нелюбимая жена Раиса. Она сидела за обеденным столом и ела. Все в том же платье, с той же прической.

– Привет, – тихо пробормотал он.

Она промолчала.

Дмитрий сел напротив нее за маленький круглый стол.

– Нам надо развестись, – вымолвил он.

Раиса посмотрела на него.

– Я согласна, – сухо сказала она и отпила кофе из своей белой кружки, на которой виднелась практически стертая черная надпись «Я лучшая!»

– Ты даже не спросишь, почему? – удивился Дмитрий.

Она усмехнулась.

– А мне все итак предельно ясно! Да, была у нас когда-то любовь, никто и не спорит. Вот только ее больше нет. Есть лишь привычка.

Раиса молча встала из-за стола, сняла свое кольцо, которое подарил ей он возле Биг Бена, и положила его возле руки Дмитрия.

– Прощай, Дима, – сказала она, будто сейчас заплачет, и поднялась наверх.

Прошло два часа. Он уже сидел на диване в гостиной и пытался по фото составить подробное описание подвески, про которую спрашивал Станислав Аркадьевич. Он, случайно повернувшись, увидел, как она спускается по лестнице с чемоданами. Бросив все, он побежал к ней.

– Ну, и где ты будешь жить? – заботливо спросил Дмитрий.

– Не пропаду, – огрызнулась Раиса, – я ведь и сама неплохо зарабатываю!

Она быстро вышла из дома.

А он стоял на месте и думал о принятом им решении. Правильно ли он поступил, когда заговорил с ней о разводе? Может, они бы могли еще вместе пожить? Хотя, последние полгода они друг другу только мешали.

– Я все правильно сделал, – пробормотал себе под нос Дмитрий и пошел обратно – заниматься рабочими делами. – Правильно, но…

На его душе остался какой-то осадок. Было здесь нечто неправильное, вот только, что…

Она вошла в свой дом, когда вспомнила, что у нее в доме нет даже намека на что-нибудь сладкое – к чаю. Она схватила ключи с тумбочки, вышла из дома и остановилась на крыльце. Ближайший магазин не близко, а уже сумерки. Может, поехать на машине? Но потом она решила прогуляться, и пошла пешком. Этот самый ближайший магазинчик находится прямо возле психиатрической лечебницы, граничившей с дачным поселком, в котором жила Варвара. Было как-то жутко идти возле лечебницы, когда уже стемнело.

Когда она оказалась около ворот лечебницы, прямо перед ней остановилась машина «скорой помощи». Из машины вышли двое молодых санитаров, которые вели лысого мужчину средних лет, бьющегося в конвульсиях. И когда один из санитаров взглянул на нее, ей тут же стало не по себе. Она с детства презирала и боялась врачей.

Они прошли мимо нее, один из санитаров даже случайно толкнул ее. У нее из рук тут же выпали ключи и телефон. Она присела на корточки, чтобы поднять свои вещи. И санитар в свою очередь тоже присел и стал смотреть ей прямо в глаза. Подняв все, она встала. Он все еще смотрел на нее, но уже снизу.

– В чем дело? – спросила она, настороженно.

– Я вас где-то видел, – промычал он, вставая.

– Я работаю в галерее живописи.

– Я не хожу туда.

– Может, на улице пересекались, – ответила она, улыбаясь, и продолжила свой путь.

Варвару эта встреча очень сильно напугала. Она очень боится врачей и больниц, особенно больниц. Купив пакетик шоколадного печенья, которое очень любила, она спешно вернулась домой.

Вечер выдался весьма долгим и волнительным. Но еще более волнительной будет ночь. Будет совершено первое убийство и никто этому не помешает.

Радость сменялась тревогой и волнением. В голову лезли глупые мысли о неправильности ее выбора. Но все это полная ерунда, и она об этом знала как никто другой.

Да даже если бы она передумала – уже поздно что-либо менять. Первые шаги уже совершены. Те, самые первые и неуверенные, как у тех детей, которые только научились ходить. Только для нее это не те первые шаги и давнего детства, а другие – в страшную и всепоглощающую пучину грехов – убийств. И не простых убийств, а самых что ни на есть зверских и нечеловечных.

Но именно убийство было тем самым утешающим, заглушающим боль, призом, за который она собиралась бороться до конца.

Последние несколько лет он проводил ночи совсем по-другому. Но сегодня как-то уж слишком хотелось спать, но сердце выскакивало из груди и это не позволяло уснуть.

Убийство наконец-то совершено. То, что так долго планировалось, произошло за считанные минуты. Так всегда. И к чему те тревоги и сомнения?

Ему было противно вспоминать про то, что в какой-то момент даже хотел все бросить и забыть. Забыть про планируемые убийства и месть. Не нет. Он не забыл – решил довести начатое до конца.

И он даже представить не мог, как сладостно осознание того, что ты убил человека. Как прекрасно чувствовать ту безграничную власть над человеком. Когда ты решаешь: кому жить, а кому – нет. Когда все тебя боятся, а не насмехаются…

Когда я впервые увидел ее, понял, что впервые в своей жизни по-настоящему влюбился. Она была прекрасна. Даже, в какой-то степени, идеальна. Ее яркие зеленые глаза, ее длинные русые волосы, ее стройная фигура, все было идеально. Я сразу же стал тщательно продумывать, как к ней подойти, как с ней заговорить. Но мне будто что-то мешало. Такого никогда прежде со мной не случалось. Она была для меня слишком прекрасной, слишком идеальной. Мы увидели друг друга и не могли перестать смотреть. Потом она, поправив свою шляпу, медленно стала подходить ко мне. А я по-прежнему не мог пошевелиться.

Это был полдень 17 июля 1946 года. Я помню все до мельчайших деталей, будто это было вчера. Я никогда прежде не испытывал таких сильных чувств. Это произошло на ярмарке.

Сквозь толпу она наконец подошла ко мне. Мы стояли близко, по-прежнему молча. Через некоторое время я прервал молчание.

– Сегодня очень красивый день. – Немного подумал. – Вы согласны со мной, госпожа…

Она посмотрела на ярко-голубое небо, слегка испорченное темно-серыми пятнами, именуемыми облаками.