Андрей Житков - Кафедра

— Ох, мать твою, как сложно-то! — выругался генерал — И что же нам теперь с ними делать?

— Немедленно отменить все вылеты машин, несущих ракеты с оптическими и магнитооптическими головками класса “воздух-земля”! Снять их с самолетов! Может быть неисправность в системе наведения. Будем искать, — сказал первый штатский.

— В Москву надо срочно звонить, — произнес второй.

Было ранее утро, Александр Антонович еще спал, когда раздался телефонный звонок. Первой проснулась жена, сняла трубку.

— Да, вы знаете, который час? Ах, Калерий Самсонович, она тут же изменила тон! Да-да, конечно, сейчас разбужу, — она толкнула мужа в бок. Александр Антонович во сне махнул на нее рукой — уйди. Саша, это Калерий! У вас в университете неприятности!

Слова “Калерий” и “неприятности” сработали как будильник. Александр Антонович продрал глаза. Он взял трубку.

— Слушаю.

— Саня, то, о чем ты тогда говорил…

— Случилось! — закричал Александр Антонович. — Я тебя предупреждал, черт возьми! Что там?

— Экспериментальная база закрыта. ФСБ сейчас работает во втором цеху. Меня к девяти вызвали в министерство обороны. В общем, разговор не телефонный. Немедленно приезжай в университет.

— Еду! — сказал Александр Антонович, соскакивая с кровати.

— Тебе завтрак сделать? Что у вас там? — встревожено поинтересовалась жена.

— Какой к черту завтрак! Калерий сегодня может полететь к чертовой матери! И я вместе с ним! Впрочем! — Александр Антонович на мгновение задумался, надевая носки. — Может, все и к лучшему. Как ты думаешь, пойдет мне синий ректорский пиджак с золотым отливом?

— Все шутишь, — вздохнула жена. — У тебя этих пиджаков штук двадцать.

В кабинете Калерия Самсоновича было многолюдно. Мужчины курили, на столе стояли блюдца с бутербродами, в чашках остывал чай. Ректор сидел не за своим столом, а вместе с подчиненными, Александром Антоновичем, директором экспериментальной базы — мелким суетливым мужчиной с морщинистым лицом — и начальником второго цеха. У всех четверых на лицах застыли напряжение и страх. Напротив них сидели “эфэсбэшники”.

— Нашими сотрудниками была тщательно проверена заводская технология и режим на предприятиях, изготавливающих оптику для боевых головок ракет. Там утечки быть не могло. У вас все-таки институт, режим послабее, разгильдяйства побольше…

— Мы режим строго соблюдаем. Никаких нарушений не отмечено, — вступился за честь университета начальник экспериментальной базы.

— Помолчите, пожалуйста, — оборвал его “эфэсбэшник”. — Я дам вам слово. Сейчас установить источник утечку не представляется возможным, поскольку со времени последних испытаний систем наведения прошло больше двух лет. Естественно, без участия людей с базы произойти она не могла. Поработав в отделе кадров базы, мы выявили несколько случайных личностей, проработавших в цеху всего по нескольку месяцев, именно тогда, когда и проводились эти испытания. Сейчас, — “эфэсбэшник” полез в папку, где у него лежали личные дела с фотографиями.

Александр Антонович побледнел. Он почувствовал, как сердце в груди судорожно затрепетало, словно пойманная в силки птица. Посмотрел на начальника цеха, осторожно наступил ему на ногу под столом. Начальник цеха убрал ногу и, в свою очередь, наступил на ботинок Александра Антоновича.

— Вот, пожалуйста, Лина Евгеньевна Загряжная. Сроки поступления и ухода с работы полностью совпадают со сроками испытаний. Да и ушла-то она… Бросила трудовую, пропала. Вы интересовались судьбой своей сотрудницы? — спросил “эфэсбэшник” начальника цеха. Он показал фотографию на личном деле Лины. — Узнаете хоть?

— Конечно, узнаю, — начальник цеха покраснел. — Она сказала, мама у нее в Ставрополе заболела. Уехала и не вернулась. Может, там осталась?

— Хорошо, мы проверим эту информацию. Сроки прохождения документов через режимный отдел — три месяца. Загряжная была устроена во второй цех, на секретное производство, в течение месяца? Почему был нарушен режим?

— Так это… — развел руками начальник базы. — За нее начальник цеха просил. Мы по-быстренькому.

— А вы говорите — нарушений не было! Полнейшее разгильдяйство! Почему вы просили за Загряжную? — строго спросил начальника цеха “эфэсбэшник”.

Александр Антонович смотрел на друга, чувствуя, что сердце сейчас вырвется из груди.

— Вообще-то она моя подружка, — еще больше краснея, произнес начальник цеха.

“Эфэсбэшники” заулыбались. Калерий Самсонович посмотрел на часы — ему нужно было ехать в министерство.

— Я могу вас покинуть? — спросил он робко.

— Можете, — свысока глянул на него “эфэсбэшник”. — Вы с вами потом отдельно поговорим.

Через два часа, выжатые, как лимоны, они вышли из кабинета ректора. Александр Антонович крепко пожал руку начальница цеха.

— Спасибо, Володя, на все сто выручил. Думал — все, кранты! Я теперь твой должник.

— Ладно, подставился за тебя, — улыбнулся начальник цеха. — Надеюсь, не забудешь?

Через два дня Александр Антонович сел в ректорское кресло, а Ольга Геннадьевна Игонина по прозванию Крошка Цахес заняла пост проректора по международным связям.

Митя смотрел, как рабочий на стремянке снимает табличку с дверей кафедры. “Заведующая кафедрой русского языка для иностранных учащихся, доктор филологических наук, профессор Игонина Ольга Геннадьевна”. Стеклянная пластинка была небрежно брошена на пол и раскололась. Вместо нее рабочий стал прикручивать новую: “Заведующая… кандидат… доцент… Каргапольцева Нина Тихоновна”.

— Свинья какая! — сказал Митя громко.

Рабочий обернулся, посмотрел на него возмущенно.

— Это я не вам, — сказал Митя. — Это я проректору, — он решил, что должен немедленно пойти к Игониной и все выяснить. Что он ей, “шестерка”, так нагло кидать? Все-таки кандидат наук!

Митя заглянул в приемную. Секретарша бойка стучала по клавишам компьютера.

— Мне бы к Ольге Геннадьевне, — сказал Митя.

— А вы записывались на прием? — поинтересовалась секретарше, заглядывая в папку.

— Не записывался! — с вызовом сказал Митя. — Вы ей передайте, что здесь Дмитрий Алексеевич Залесов.

— Хорошо, — кивнула девушка и, виляя бедрами, отправилась в кабинет начальницы.

“Сучка!”— почему-то назвал ее про себя Митя.

— Ольга Геннадьевна вас примет через пять минут, — доложила секретарша и опять принялась барабанить по клавишам.

Митя сел на стул, стал осматривать приемную, отделанную дубовыми панелями. “Неплохо у нас проректора живут”, — думал он.

Дверь отворилась, и из игонинского кабинета вышел мистер Чанг.

— О, Чанг, привет, — улыбнулся корейцу Митя, пожал руку. — Как дела.