Галина Миленина - Сад земных наслаждений

Они сидели очень близко, так близко, что их колени под маленьким столиком соприкасались. Оксана до сих пор не может без волнения вспоминать об этом моменте. Ей вдруг показалось, что у нее кровь закипает в жилах от всепоглощающего желания. Она украдкой посматривала на Сашу, склонившегося над учебниками, и видела его туманный взгляд, обращенный, куда-то вдаль. Он, казалось, размышлял над формулами, а ей хотелось, чтобы он смотрел на нее, а не в учебник. Иногда в задумчивости он постукивал карандашом по своей пухлой нижней губе. Оксана видела его белые, как чистый альпийский снег, ровные зубы, и ей хотелось прильнуть к его губам, узнать их на вкус, почувствовать его зубы в безудержной страсти на своих горячих плечах. В какой-то момент их взгляды встретились, и она поняла, что Саша думает о том же и что их желания совпадают. Не в силах отвести глаза, не говоря друг другу ни слова, они обнялись и начали целоваться, как бешеные, обуреваемые одним желанием. Это произошло, как стихийное бедствие, – вдруг, внезапно, неожиданно. Мозги отключились или работали только в одном направлении – на реализацию всепоглощающего страстного желания. И они даже не подумали закрыть дверь на замок. Когда поменяли уже третью позу и Оксана стонала, извиваясь всем под взмокшим, изнемогающим в последних аккордах завершающегося акта Сашиным телом, дверь открылась, и они услышали глухой стук, который вернул их к действительности с тех замечательных вершин, на которых они только что находились. Глухой стук издало третье, неожиданно вернувшееся тело – тело Нины.

Да, удивительная штука – Его Величество Случай! Если бы Нина тогда не вернулась так рано, никто и никогда не узнал бы про их связь. Они, конечно, сохранили бы свои тайные отношения и не стали бы их афишировать. Оксана не бросила бы институт и вернулась домой с дипломом. А Нина не потеряла бы своего первого ребенка. Кто знал, что она, дурочка, беременна? Правда, знал Саша, но она-то, Оксана, не знала! Ну, может быть, догадывалась, жили ведь в одной комнате. Впрочем, догадки – это не факт. А потом Нина чуть не сошла с ума. Может быть, и сошла. Оксана никогда не узнает об этом. Она в срочном порядке собрала свои вещички и вернулась домой – в объятия Виктора. Тот не скрывал радости, но Оксана пару раз отказала ему в близости, и Виктор сразу сообразил: если хочешь ежедневного наслаждения с любимой женщиной, надо жениться.

Так любила ли она Виктора? Она не могла даже себе ответить на этот вопрос. А то, что она вытянула счастливый лотерейный билет, – вот это неоспоримый факт! Виктор оказался мужчиной с хваткой бультерьера и, пройдя сквозь бурные годы перестройки, стал крупным преуспевающим бизнесменом, а затем и депутатом Верховной Рады. Следовательно, одним из богатейших граждан страны. Но даже не это главное. Виктор оставался при семье, в то время как все его партнеры по бизнесу и друзья уже переженились по второму и третьему разу. Нельзя сказать, что он был верен Оксане. У него случались увлечения на стороне, и даже весьма серьезные, но семья для него была нерушима и свята. Отношение к единственному сыну, наследнику, – трепетное. Такое отношение можно наблюдать только в еврейских семьях, где ребенок с пеленок чувствует себя уникальным, талантливым и любимым. Терпимое отношение к жене и трепетное к сыну делали этот брак непоколебимым. Оксана понимала, что это не ее заслуга, это просто гены. В семье Виктора царил матриархат: маму уважали и обращались к ней на «вы». Перечить ей никому из детей не приходило и в голову. Семья была основой основ, а дом – действительно крепостью.

Об их доме – разговор отдельный. Это был уже третий дом, в который они только что въехали, и назвать его можно было, без преувеличения, дворцом. Их маленькую семью обслуживала команда из десяти человек. Сюда входили два водителя, повар, две горничные, садовник и охрана.

Оксана, так и не успев толком научиться варить борщи или мыть полы, уже давно позабыла об этом. В сорок лет ее руки, не тронутые физическим трудом, оставались пухлыми и нежными, как у ребенка. А на лице всё чаще появлялось слегка пресыщенно-брезгливое выражение. Жить приходилось всё равно в этой стране. Хотя в последние годы поездки за границу были всё чаще и продолжительней. Зато адаптация и возвращение на родину проходили всё тяжелей и болезненней.

Спустя две недели, синяки и отеки под глазами Оксаны исчезли, швы были сняты, и она смогла выходить в люди, правда, в темных солнцезащитных очках. Виктор в это время был в командировке в Штатах и заметить суточное отсутствие жены или какие-либо изменения в ее внешности не мог. Она ждала его в конце месяца и надеялась, что к моменту возвращения мужа ее лицо будет как новое, без признаков оперативного вмешательства.

Оксана с наслаждением пила утренний кофе со сливками, сидя одна в гостиной, когда зазвонил телефон.

«Кто бы это мог быть?» – вяло, без любопытства подумала она. Последнее время домашним почти никто не пользуется. О существовании такого телефона все как будто бы договорились позабыть.

Она не спешила бежать к аппарату, она вообще уже не помнила, когда в последний раз куда-нибудь спешила. Жизнь была ровной, размеренной, распланированной, стабильной и, следует отметить, очень скучной. Исключением были дни, проведенные с подругами на отдыхе, за границей. Вот тогда она преображалась, и узнать ее было невозможно. Непонятно откуда бралась энергия! Она, забывая о своих далеко не юных годах и тучном теле, могла танцевать на дискотеках до самого утра и тут же выходить на яхте в море, весь день плавать, загорать, пить виски, а вечером – снова на дискотеку. Там, в Анталии, она была совершенно другой. Подруги смотрели на нее и не узнавали. Привыкнув видеть ее дома аморфной, медлительной и зачастую апатичной, будто она и не жила, а лишь со стороны наблюдала, как проходит жизнь, они поражались этой перемене в Оксане, едва пересекалась граница. Казалось, кто-то невидимый вставлял в нее батарейки, заменял в ее мозговом компьютере программу, и она становилась абсолютно другой. Оксана мгновенно забывала о своем возрасте и вспоминала о существовании мужа и сына только в те минуты, когда они ей звонили.

Телефон продолжал звонить, и Оксана с раздражением крикнула:

– Кто нибудь, может взять трубку?

Ей не хотелось вставать, она знала, что звонок предназначается не ей. «Наверное, дети звонят обслуге. Пора это безобразие прекратить! Ведь предупреждала же, когда брала на работу, чтобы не давали телефон своим родственникам. Неужели это так трудно понять? И когда у нашего народа поменяется менталитет? Пришли на работу в порядочный дом, почти весь день находятся в такой красоте, среди блистающей роскоши, с которой то и пыль вытирается легко, и не ценят своей удачи, – всё больше распаляясь, думала Оксана. – Как этим тупоголовым еще объяснять, чтобы дошло до их мозгов, что дом, в котором я живу, – это мой дом, а не контора, в которой они временно работают!»