Юлия Алейникова - Кровавый след бога майя

Николай двинулся к холму.

Анна стояла среди обугленных стволов на скате пирамиды и с тревогой смотрела на Николаса.

Он очень изменился в последнее время – из ласкового, веселого, чуть насмешливого превратился в холодного, колючего человека. Временами ей казалось, что он ее разлюбил. Или не любил вовсе? Основную часть жизни она провела с отцом в странствиях. У нее не было задушевных подруг или наставницы, с которыми можно было бы поделиться и спросить совета. Главное – у нее не было матери, Фредерик Митчелл-Хеджес удочерил сироту в десятилетнем возрасте. С тех пор ее почти всегда окружали взрослые мужчины.

Когда она впервые увидела Николаса, такого стройного, высокого, с насмешливыми озорными глазами, он ей ужасно понравился. А когда он стал за ней ухаживать, Анна едва не умерла от счастья. Он увлечен ею, он даже признался ей в любви – еще в пути, на корабле.

Здесь, в глубине дикого леса, ей показалось, что они попали на заколдованный остров – он, она и никого вокруг. Почти никого. Папа, конечно, что-то заподозрил и был недоволен, но какое ей до этого дело? Она была современной девушкой, эмансипированной, как ее сверстницы в Европе, и могла сама определять собственное будущее. А ее будущее рядом с Николасом. Она даже готова ехать в его холодную страну, где сейчас происходит что-то невероятное. Революция! Она согласна вместе с ним окунуться в этот новый загадочный мир, испытать все тяготы, которые могут выпасть на его долю. В ее душе горел огонь первой романтической любви. Она грезила Николасом, их будущим – и вдруг все переменилось. Он стал холоден, раздражителен, он теперь избегает ее.

Анна с болью смотрела, как он подходит к ним, стараясь не встретиться с ней взглядом.

Он споткнулся, и большой камень выскользнул из-под его сапога и с грохотом покатился вниз.

– Осторожней! – воскликнула она и тут же поймала недовольный взгляд отца.

– Николас, посмотри, что делают эти олухи на восточном склоне! – крикнул ему Митчелл-Хеджес. Вместе с Джонатаном руководитель экспедиции освобождал от осколков фрагмент какого-то барельефа.

Николай молча кивнул и повернул к восточному склону.

«Это все череп», – с тоской подумала Анна. Индейцы правы, на нем лежит проклятие. Все в экспедиции пошло шиворот-навыворот. Им всем снятся странные тревожные сны, все стали раздражительными и нервными. Наверное, нужно было послушать Кинича, их проводника и переводчика, и положить череп на место.

– Анна, помоги, не стой! – окликнул отец. Что ж, сердечные дела придется на время отложить.

Николай обошел склон, вскарабкался по крутому ребру пирамиды и немедленно ощутил трепет. Что-то манило его на вершину – что-то более сильное, чем инстинкт или жажда обогащения. От апатии не осталось и следа – Николай стремительно взлетел наверх и принялся вместе с индейцами разгребать завал.

Чем дольше он работал, тем больше захватывал его азарт. Он подгонял медлительных индейцев и сам работал так, что легкая полотняная рубаха стала мокрой от пота. Вот он, наконец, отвалил тяжелый плоский камень, похожий на обтесанную столешницу. Глаза резанул луч слепящего света. Николай прикрикнул на индейцев и сам, без посторонней помощи принялся откапывать находку. Но гортанные возбужденные крики не могли не долететь до уха Митчелл-Хеджеса, и вот его сухопарая фигура уже показалась над гребнем пирамиды.

– Николас, что-то нашел? Что-то ценное? – Нюх у старого лиса был отменный, врать бессмысленно. Впрочем, не прибеги он сейчас, его все равно пришлось бы позвать: все находки принадлежат ему как организатору и главе экспедиции. Николай подавил разочарование.

– Да, что-то есть. Помогите!

Митчелл-Хеджес в несколько прыжков преодолел разделяющие их метры и с жадностью стал вгрызаться в святая святых пирамиды. Приближаться к статуэтке, разбрасывающей золотые искры, сейчас, кроме него, не позволено никому.

Но вот завал расчищен. Митчелл-Хеджес уже протянул было трясущиеся от вожделения руки, как его немедленно остановил резкий окрик. Кинич с несколькими индейцами стал оттеснять его от заваленного камнями алтаря. Митчелл-Хеджес упирался, один из индейцев упал на колени и начал бить поклоны перед золотым истуканом. На шум сбежались все.

Золотая фигурка уродливого старика в пышном головном уборе из перьев и костей сверкала полированными гранями. Она казалась живой искрой, сияющей на вершине пирамиды. Жаркое февральское солнце ласкало ее и множило золотые отблески на серых камнях.

– Ах Пуч! – загомонили индейцы и бросились на колени. Николай закатил глаза. Да уж, у самого дремучего русского мужика не найдешь такого религиозного рвения, как у этих одичалых потомков великих майя.

Николай презрительно улыбнулся. Индейцы в самом деле на редкость пугливы и суеверны. Во всем им мерещатся дурные предзнаменования. Извольте видеть, теперь их до полусмерти напугал божок размером меньше атлетической гири.

– Они говорят, эта пирамида посвящена богу Ах Пучу, или Кисину. У майя это бог смерти и владыка последнего из подземных миров ада. Мы потревожили его покой, теперь жди беды, – мрачно объяснил Джонатан, не сводя глаз с Кинича и компании. – О, теперь еще выясняется, что, когда мы раскопали алтарь, кто-то слышал крик совы, а это священная птица Ах Пуча.

– И что это значит? – Анна дрожала. Она еще не забыла, какой ужас пережила десять дней назад, когда казалось, что индейцы прямо сейчас бросят их здесь одних. В тот день она нашла хрустальный череп, и в стане их помощников немедленно началась паника. Отцу с трудом удалось их успокоить. Пришлось прилично заплатить, чтобы они не сбежали и не перерезали белых господ.

– Теперь сюда придет смерть, – бросил Митчелл-Хеджес дочери. Его лицо, раздраженное, злое, в эту минуту и правда напоминало погребальную маску.

– За нами или за ними? – Анна чуть не сорвалась на крик.

– За тем, кто будет открывать рот и встревать не вовремя. – Когда дело касалось денег, а ценные находки и были, по существу, деньгами, фундаментом его будущего состояния, Митчелл-Хеджес становился невыносимо груб. – Не волнуйся, они помолятся, и все обойдется.

– А если не обойдется?

– Они требуют, чтобы мы немедленно покинули храм. Кинич и остальные проведут обряд по задабриванию богов. Кинич хочет послать кого-нибудь в деревню за жрецом, – пояснил Джонатан столпившимся членам экспедиции.

– Они требуют! – скривился Митчелл-Хеджес. Решительным жестом он отстранил Джонатана и вклинился в группу у алтаря. В центре этой группы несколько индейцев покрепче удерживали полупьяного Райта. Майор проклинал джунгли, их обитателей и богов и тянул руки к статуе. Было очевидно, что притронуться к Ах Пучу ему не дадут, и если нужно, индейцев не остановит даже перспектива убийства.