Наталья Александрова - Фермуар последней фрейлины

– Не кипятись, Вазелин! Мы же сказали, что хотим с тобой поговорить, а ты сразу в бутылку полез…

– Об чем же это вы говорить хотите?

– Ты два года назад сережки одни принял… простенькие такие… так вот, нам желательно знать, куда ты эти сережки сплавил, и где они сейчас находятся.

– Два года наза-ад! – протянул старик. – Да где ж мне такую давность упомнить? Я же за эти два года столько всякого рыжья принял – мама не горюй!

– А ты постарайся, дядя! – мягко проговорил бородач. – А то, при всем уважении, мы у тебя здесь такое устроим – за месяц не приберешься! И племяннику твоему пару костей переломаем, придется ему на костылях передвигаться… или, может, без переломов обойдемся – прижжем его утюгом…

– Откуда же вы вылезли, такие отморозки? – сокрушенно вздохнул хозяин.

– А это, дядя, не твоего ума дело! Ты лучше вспомни насчет сережек, и мы отсюда уйдем без скандала.

– Да что же за сережки-то?

– Тебе их Толик Хромой принес, он тогда на Николая Николаевича работал. Не припоминаешь?

– Ах, Толик… – старик задумался. – Было дело… а если я вспомню – вы нас с Тимошей оставите в покое?

– Оставим, оставим! – кивнул бородач. – Ты ведь старичок ядовитый, с тобой попусту ссориться ни к чему.

– Ну, хорошо… принес мне Толик те сережки. Очень просил купить – видно, деньги нужны были. А сережки… с виду-то они ничего из себя не представляли – простенькие да скромненькие, золота в них немного, и то белое, так что незнающий человек и за серебро его принять может. Да только у меня глаз наметанный, я всякого на своем веку повидал, сразу признал хорошую работу, еще дореволюционную. А на такие вещи покупатель всегда найдется. В общем, заплатил я этому Толику малую толику денег и отпустил его с миром…

– А сережки?

– А сережки продал одному любителю. Как я и думал, он их как увидел – глаза загорелись, сразу купил, не торгуясь.

– Что за любитель?

– Ну, ребятки… – затянул старик. – Разве ж можно своих покупателей сдавать таким, как вы? Вы же его зароете, а он мне живой нужен! Я ему часто товар сбываю…

– Ничего мы ему не сделаем! – отмахнулся бородач. – Поговорим только, как с тобой поговорили!

– Знаю я ваши разговоры… – вздохнул хозяин. – То с утюгом, то с паяльником…

– Ладно, дядя, кончай кота за хвост тянуть! Выкладывай, что за покупатель, как его найти – или мы и правда очень рассердимся! А тебе, дядя, это надо?

– Ох, какие крутые! – старик сверкнул глазами. – Ладно… звать его Иннокентий Михайлович, а найдете вы его в скверике возле Екатерины Великой…

– В Катькином садике, что ли?

– Во-во, он там по хорошей погоде в шахматы играет!

– Ладно, только смотри, дядя – если ты нас обманул, мы непременно к тебе вернемся, и тогда уж ты так легко не отделаешься! Ты уж нам, дядя, поверь!

– Возвращайтесь, возвращайтесь! – вполголоса проговорил старик, когда дверь его мастерской со скрипом закрылась за незваными гостями. – Я вам к следующему разу такую сердечную встречу подготовлю – мама не горюй!

В самом центре Петербурга, около Александринского театра, стоит памятник императрице Екатерине Великой. Государыня императрица красуется в окружении своих придворных и приближенных, взирая с высоты постамента на свою былую столицу. Вокруг этого памятника разбит сквер, который в городе называют Катькиным садиком. В этом сквере всегда многолюдно – старички кормят голубей, молодые мамаши катают коляски…

Но наиболее интересная часть здешних завсегдатаев – это заядлые шахматисты, которые в теплое время года оккупируют большую часть скамеек, разыгрывая бесконечные сицилийские, византийские и староиндийские партии.

Среди этих шахматистов попадаются люди самого разного возраста, от юных дарований, делающих первые шаги в благородной игре, до любителей, перешагнувших девятый десяток, попадаются люди самой разной квалификации – от начинающих до серьезных игроков, имеющих спортивные разряды и почетные звания.

Играют здесь и на интерес, и на деньги, причем иногда на очень большие. Рассказывают, что много лет назад сюда приходил сыграть пару партий на деньги знаменитый шахматист, чемпион, призер и победитель всего на свете, когда ему не хватало денег до зарплаты. Но, вполне возможно, что и врут.

Сейчас шахматная слава Катькиного садика немного потускнела, но все же и сегодня в садике иногда разыгрываются серьезные партии, собирающие десятки зрителей.

В этом-то садике солнечным майским днем появились два совершенно одинаковых человека – огромные, толстые, с густыми черными бородами и длинными волосатыми руками. Они были похожи на больших человекообразных обезьян – горилл или орангутангов. Здесь, в этом уютном сквере, среди молодых мамаш и пожилых шахматистов, эти двое выглядели неуместно, как уголовники на великосветском балу.

Обойдя скверик по периметру и внимательно оглядев шахматистов, орангутанги остановились возле скамьи, где над шахматной доской склонились респектабельный мужчина на вид лет шестидесяти, с благородной сединой, в сером твидовом пиджаке с жилетом, и подросток, почти ребенок, в коротенькой джинсовой курточке, с круглой, наивной веснушчатой физиономией и растрепанными, давно не стриженными рыжими волосами.

Игра, судя по всему, подходила к концу – на доске оставалось всего несколько фигур. За спинами у игроков стояли несколько болельщиков, вполголоса обсуждавших ситуацию.

Мальчик поправил рыжие вихры и передвинул черного ферзя:

– Вам шах, Иннокентий Михайлович!

– Шах? – Респектабельный господин почесал переносицу и переставил короля. – А мы вот так…

Бородачи подошли ближе, бесцеремонно растолкав болельщиков. Один из них положил руку на плечо респектабельного господина и прохрипел:

– Ты, значит, и есть Иннокентий Михалыч? У нас к тебе разговор имеется!..

– Обождите! – шахматист поморщился, сбросил с плеча волосатую руку. – Не видите, тут такой напряженный момент… Вы мне мешаете сосредоточиться…

Бородачи переглянулись, один из них пожал плечами, они отступили в сторону.

Тем временем подросток снова передвинул ферзя и уверенно проговорил:

– Вам снова шах, а потом и мат… Я извиняюсь, конечно, но партия закончена!

Респектабельный господин тяжело вздохнул и развел руками:

– Что уж тут скажешь!

Болельщики возбужденно заговорили и начали расходиться, обсуждая результаты партии.

Бородачи снова подошли к скамье. Иннокентий Михайлович повернулся к ним и проговорил:

– Вы со мной хотели поговорить? О чем?

Орангутанги сели по обе стороны от шахматиста, один из них пригнулся к нему и вполголоса процедил:

– О сережках мы хотели поговорить.

– О каких еще сережках? – Иннокентий Михайлович недоуменно взглянул на бородача и поднял брови домиком. – Вы, молодые люди, ни с кем меня не перепутали?