Ян-Филипп Зендкер - Пробуждение дракона. Голос одиночества

Однажды он заявился к ним в комнату – в потной майке и с пакетом конфет. Смеялся. Дыра между передними зубами зияла, как вход в преисподнюю. Спросил, дома ли мать. Она была на работе. «Так поздно?» – удивился он. «Обычно она приходит домой еще позже». Девочка осеклась, потому что сказала не то. Она поняла это по нехорошему блеску в глазах человека с конфетами.

Он погасил свет и спросил, не страшно ли ей. Нет, соврала девочка. Он подошел и остановился совсем рядом. В нос девочке ударил запах пота, а потом и смрадное дыхание мужчины.

Открой рот, велел он. Она повиновалась, и на язык легла сладкая конфета. Некоторое время он молчал, а девочка сосала леденец. Потом мужчина вложил ей в руку что-то мягкое и тяжелое, на ощупь напоминавшее кусок мяса, и стал водить по нему ее ладошкой. Кусок набух и как будто увеличился в размерах. А потом стал влажным и горячим.

Мужчина достал бумажный платок и насухо вытер ей ладошку. Уходя, оставил на столе еще три конфеты. «Это для тебя», – услышала девочка из темноты.

Она очнулась, лишь когда он ушел. На столе остались пятна, комната пропахла потом. Мать, конечно, обо всем бы догадалась. Поэтому девочка протерла столешницу, вымыла пол и забилась в угол за коробки.

Она уже легла, когда мать вернулась. Ожидала слез, ругани, потому что мать должна была все понять. Как будто мужчина с пакетиком конфет все еще стоял посреди комнаты, наполняя ее смрадным табачным дыханием.

Но мать только стонала от усталости, как всегда. Потом вскипятила воду, застучала чашками. Когда мать взяла со стола конфету, девочка содрогнулась.

Мать работала швеей на фабрике «Коулун-бей». После случая с конфетами девочка боялась оставаться в комнате одна и, если у матери была ночная смена, бежала к воротам фабрики. По другую сторону забора стрекотали сотни швейных машин, раздавались мужские голоса. Однажды девочка так и уснула на улице под фонарем. Ее разбудил гневный окрик матери. О чем она думает, в конце концов! Спать на улице, да как ей такое только в голову взбрело!

Они проживали какую-то не свою, чужую жизнь. Жили не в полную силу, если жили вообще. Мать и дочь, которых душили невыплаканные слезы и невысказанные слова. Мучила неизжитая скорбь.

Тогда-то девочка и затосковала о старшем брате, до боли в груди. Но не о том, чью фотографию обнаружила у матери под подушкой. Девочка представляла себе, как однажды откроется дверь и он войдет: «Привет, мэй-мэй, это опять я». Сильный молодой мужчина, который сможет отпугнуть человека в голубых шортах.

Первое время она часто представляла себе его стоящим посреди комнаты. Потом он исчез навсегда. Его образ быстро поблек в памяти девочки, как выцветает полотно на солнце. Время тянулось без него – недели, месяцы, годы. Он пропал, испарился. Как будто и не было у девочки никакого брата.

И вот теперь он объявился. Моя дорогая мэй-мэй… Ей достаточно только открыть ему дверь… Но как же это трудно!

Кристина поклялась никогда не ездить в Китай. Ноги ее там не будет, пока у власти стоит та партия, которая уничтожила ее семью. Которая превратила сильного мужчину в легкомысленную бескрылую птицу. Отняла у нее брата и забрала смех у матери.

В последние годы они с Полом часто спорили на эту тему. Он приглашал ее съездить в Гуйлинь, [2] Национальный парк в Гуанси-Чжуанском автономном районе КНР. но Кристина отказывалась и страшно досадовала, когда он принимался ее уговаривать. Чего ты боишься? – недоумевал Пол. Культурная революция завершилась больше тридцати лет назад. Оснований для страха нет, даже если события прошлого и отбрасывают долгие тени. Десятки тысяч гонконгцев ежедневно пересекают китайскую границу – бизнесмены, туристы или просто желающие повидать родственников. И все они возвращаются невредимыми. Да и о какой, собственно, границе идет речь? Гонконг – часть Китая, хотя и зона особого управления. Город зависит от пекинского правительства, политически и экономически. Даже будучи английской колонией, он сохранял больший суверенитет.

Так чего же она боится?

Кристина толком и сама не знала. Как будто поездка означала примирение, делала ее сообщницей этого правительства. Одно было ясно: Пол требовал от нее слишком многого.

Тогда – это тогда, а теперь – это теперь… Что было, то прошло… Даже эта магическая формула оказалась бессильной.

Кристина объяснила как-то Полу, что ничего не боится, но просто не верит китайскому правительству, пока портрет Великого Председателя висит над входом в Запретный город. Пока набальзамированное тело этого убийцы покоится в мавзолее на площади Небесного Спокойствия и люди выстраиваются в длинные очереди, чтобы почтить его память. И только когда мавзолей разрушат и его место займет памятник жертвам коммунистического режима, когда, стоя у его подножия на коленях, председатель покается в совершенных ошибках, только тогда Кристина сможет доверять этой партии, не раньше. Так что поездка откладывается. Похоже, надолго.

Срок оказался куда более коротким, чем она рассчитывала, потому что гэ-гэ срочно потребовалась ее помощь.

Кристина чувствовала, что чем-то обязана этому человеку, но не находила в сердце ничего даже отдаленно напоминающего сестринскую любовь. Этого брата не существовало, но именно этим он и был значим в ее жизни.

Она обязательно съездит к нему, но не одна. Пол – вот единственный человек, которого она могла просить о подобной услуге и к которому в то же время не имела возможности обратиться. Совместные выходные в Шанхае? Только не после того, что сказал астролог. В противоположность Полу, Кристина верила: Вону Ка Вэю открыто нечто такое, о чем простые смертные не имеют ни малейшего представления. Тем не менее она решила поговорить с Полом. Со вчерашнего дня от него не было известий. Вечером он не подошел к телефону и не перезвонил. Это показалось Кристине странным, но дела в бюро не оставили времени для беспокойства.

Кристина взглянула на часы: половина девятого. Если поторопиться, она успеет на последний паром до деревни Юнсювань. Она еще раз оглядела пустую комнату и почти побежала к лестничной площадке.

Пол обрадовался, услышав ее голос. Разумеется, для нее у него всегда есть время.

Он ждал ее на пристани, опершись на перила. В белой футболке, черных сандалиях без задников и светлых шортах до колен, которые она ему недавно подарила. Ветер трепал его седые кудри. Кристине в очередной раз подумалось, как мало значит для человека биологический возраст. Седина, глубокие морщины вокруг глаз и рта выдавали мужчину за пятьдесят, но худощавое, натренированное тело, без малейшего намека на живот, подошло бы двадцатилетнему юноше, а улыбка и вовсе была детской. Именно за это она и любила его.