Михаил Омельченко - Спам

Новости, музыка, реклама, детская передача, снова музыка. Я смотрел все подряд и щелкал пультом сразу, как только до меня начинал доходить смысл увиденного. Дальше. Дальше. Дальше. Этот калейдоскоп действовал на меня гипнотически, но круге на третьем я понял, что пора бы остановиться.

Это были новости экономики. Ведущий, мужчина лет сорока, – в деловом костюме, живое воплощение образа успешного бизнесмена, – стоял у какого-то графика и водил руками, так что происходящее на экране сильно смахивало на прогноз погоды. По крайней мере, линии графика в целом соответствовали перепадам температуры, которые случились за последние, ну, скажем так, недели две. В общей динамике и конечном направлении. По большей части вверх.

Хотя про погоду там, конечно, не было ни слова. Мужик открыто и без затей делился секретами доступного счастья. Как быть богатым, успешным, жить на широкую ногу и ни от кого при этом не зависеть. А это, черт побери, очень здорово – ни от кого не зависеть. Оказывается для этого не нужно ничего делать, только купить и продать. Зато какие перспективы на будущее. Просто сказка. Тебе бы пылесосы продавать, мужик. В супермаркете.

Я не люблю чужие советы. И неважно, из какой области и от кого они исходят. Но сейчас честно попробовал вникнуть в суть того, о чем шла речь. Наверняка это были вещи не просто логичные, но и научно обоснованные, подтвержденные какими-нибудь формулами и расчетами. Ведущий говорил довольно убедительно, и чувствовалось, что он неплохо разбирается в теме. Но надолго меня не хватило. Через минуту стало невмоготу, и, плюнув на все, я отправился на кухню – размяться и вдумчиво перекусить. А потом я собирался еще немного поработать.

Чайник, расписанный крупными красными цветами, я поставил греть на плиту. Потом достал из холодильника масло, сделал бутерброд и стал у окна, прислушиваясь, как потихоньку начинает закипать вода.

Сумерки давно подмяли под себя двор и окрестности, так что за окном ни черта было не разобрать. Только горевшие окна дома напротив и силуэты там, где шторы были не задернуты.

Уныло, но отсюда и днем вид не лучше. Ни деревьев, ни кустов, ни клумб с цветами. Ничего, что сделало бы пейзаж за окном привлекательным. Одни пучки колючего сухостоя да заросшие сорняком песочницы, которые уже давно приспособили под свои нужды домашние питомцы. А еще уродливые конструкции, сваренные из остатков водопроводных труб и растрескавшийся, как необожженная глина, асфальт. И все выглядит так, словно строительный мусор отсюда не вывозили, а притоптали, кое-где присыпав землей. Мертвой землей, на которой дома, как и люди, в этом городе держат дистанцию, чтобы оставаться друг от друга подальше.

Тем, кто здесь живет, плевать на вид из окна. Все привычно. Двор как двор. Такой же, как все, абсолютно такой же. У этих людей другие заботы. Каждое утро вставать ни свет ни заря и мчаться, может не позавтракав, на работу на другой конец города, заражаясь по пути – в пробках и в толпе – новым, пока еще не изученным вирусом остервенелого пофигизма и молчаливо выплескивая на других негатив. А потом весь день изображать высокий дух корпоративного единства, как будто нет в этой жизни ничего более важного, чем делать работу, глобальный смысл которой вряд ли кто-то может себе объяснить.

И ради чего? Ради чего все это? Чтобы перевернуть этот мир? Или сделать его хоть чуточку лучше? Черта с два. Главное, выложившись по полной и вернувшись поскорее домой, иметь возможность слопать долгожданный гидрогенизированный ужин и такой-же по содержанию любимый сериал. Отличный вечер, если не думать, что наутро все повторится. Все, вплоть до мелочей.

Меня даже передернуло, и хорошо, что чашка, которую я держал в руке, была уже пустой.

***

«Он стоял на темной лестнице, на фоне чуть светлого окна, ожидая, что вот-вот на него набросится убийца. Страх тяжелыми волнами постепенно заполнял все его сознание. Он был напряжен».

Он. Был. Напряжен. Я поймал себя на том, что, сгорбившись и прикусив нижнюю губу, смотрю в одну точку на стене и в такт словам щелкаю кнопкой авторучки. В точности, как одна всемирно известная лабораторная крыса, которой в мозг, в «центр удовольствия», вживили электрод. Кончила она, между прочим, скверно. Потому что только и делала, что жала и жала на чертову кнопку, пока не померла. Жала снова и снова, забыв про сон и про еду. А под конец, наверное, и про то, что она крыса.

Черт. Я облизнул губы и бросил злополучную ручку на стол от греха подальше. Так ведь и самому слюну пустить недолго.

Страница была почти исписана. И больше чем наполовину исчеркана. Я чувствовал, что здесь нужны какие-то другие слова, но никак не мог их подобрать.

А что если вместо «чуть светлого окна» написать «едва различимого оконного проема» или даже «едва заметного»? И не «страх» заполнял, а «паника»?

Я взял ручку и осторожно, кое-как втискивая слова между строк, все записал. Прочел. Ничего вроде бы не изменилось. Зачеркнул, постепенно раздражаясь, весь абзац, и переписал его заново, пытаясь таким образом нащупать ускользающую ниточку. Но проклятая мысль, нет чтобы поддаться хоть чуть-чуть, вообще повела себя дальше как пьяный паровоз: сбавила ход, неуверенно вильнула и… И благополучно сползла под откос. Похоже, что на этот раз уже окончательно.

Смятый лист полетел в угол, а я, чертыхнувшись, откинулся на спинку дивана, сложил руки на груди и, наверное, в стотысячный раз уставился в стену.

Господи, ну когда же я закончу эту сцену? Сколько можно? Третий день бьюсь – и все на одном месте. Пишу, что в голову взбредет, а результата ноль, просто уму непостижимо.

Нет, так дело не пойдет. Тут нужно как-то по-другому. Тут нужно, в первую очередь, понять, что в этой чертовой сцене вообще должно произойти.

Ну, вот он стоит. Так? Так. Стоит и ждет. Ладно, пусть стоит. Мне не жалко. Я даже не против. Вопрос в том, чего он там стоит? И чего, собственно, ждет? Когда на него набросятся? Когда по башке долбанут? Он у меня что, идиот?

Ладно. Пусть. Раз по-другому нельзя, то оставим это пока. Как есть. За скобками. На потом. И подумаем о другом. О том, что сама сцена здесь может быть не к месту.

Я собрался было отмотать историю назад, чтобы понять, зачем мой героический герой приперся на эту чертову лестницу и в этот дом, и действительно ли это для него важно. И почувствовал, как опять стало расползаться мое проклятое лоскутное одеяло. Знакомое и, как больной зуб, неприятное ощущение.

Все плохо. И даже хуже. Скучно. Стал бы я сам такое читать? Просто так, для удовольствия, как в детстве Конан Дойла или Жюля Верна? Да черта с два. И вовсе не потому, что сам все написал. А потому что неинтересно. Понятно, что не хватает подробностей. Подробностей и каких-то мелочей. Но вот каких?