Андрей Троицкий - Ревность

На этот вопрос Павел ответил покашливанием в кулак.

– Господи, когда господь заберет меня? – Наумов застонал. – Просишь смерти, а получаешь мучения. Новые и новые мучения… И они не кончаются.

– Ну, зачем ты так, отец? – Павел встал, поправил подушку и снова опустился на стул. – Я только что разговаривал с врачом. Он уверяет, что для беспокойства нет оснований. Никаких.

– С годами мой врач все хуже лечит. И все лучше врет. Господи, если мои мучения не кончатся через неделю, клянусь всем святым, я приму яд.

– Но отец…

– Я сказал, что приму яд. И сделаю это, потому что не осталось сил жить дальше. С такими детьми…

Старик повернул голову направо, где стояли капельницы, укрепленные на металлических штативах, за ними светились мониторы медицинской аппаратуры, на столиках громоздились какие-то ящики с переключателями и проводами, протянувшимися к кровати. Если верить приборам, давление старика было в норме, сердце работало как швейцарские часы, содержание кислорода в крови нормальное.

В темной глубине комнаты сидел мужчина в белом халате, ассистент врача по имени Сэм, тот самый, которого Радченко уже встречал здесь несколько раз. Сэм поглядывал на мониторы, изредка делал какие-то пометки в бумагах. Павлу с женой, пришлось довольствоваться жесткими стульями, стоявшими у изголовья кровати. Радченко досталось лучшее место – мягкое кресло возле окна.

– Павел, почитай мне, – голос старика подрагивал от слабости. – С того места, где закладка.

Сын взял с тумбочки зеленый томик «Приключения Оливера Твиста», раскрыл книгу и начал читать ровным невыразительным голосом. Старик лежал, закрыв глаза и не двигаясь, и трудно было понять, дышит он или нет. Лицо Розы сохраняло скорбное выражение, она делала вид, будто внимательно слушает. Иногда кивала головой и тяжело вздыхала. В облегающем черном платье, тесноватом и эротичном, она выглядела более сексуальной, чем в полупрозрачной рубашке на бретельках.

Старик приподнял руку, обрывая чтение.

– Когда я слышу прозу Диккенса, мне видятся вечерние улицы Лондона, сырые, занавешенные туманом. Пахнет дымом, это горожане топят камины. Пешеходов почти нет. Иногда попадается конный экипаж. Это поэзия старой Англии. Ничего подобного сейчас не увидишь. Лондон – это перенаселенный мегаполис. Мертвая Темза, полчища туристов, цены до небес…

Роза вышла из состояния дремоты и оживилась:

– И еще хамское обслуживание в магазинах, – сказала она. – Я одной продавщице чуть в морду не плюнула. Я вернула в магазин платье с пятном, а она мне сказала, что это я пятно поставила. На самом деле оно с пятном продавалось. Продавщица такая зараза…

Роза замолчала, когда Павел ущипнул ее за бок.

– Мне жаль, что я доставляю вам столько неудобств, – сказал Наумов старший. – Потерпите. Теперь уж скоро… Недолго мне мучится.

– Отец, я уверяю тебя, что нет причин…

– Оставь вранье моему доктору. Я же знаю, я чувствую… Читай, сынок, дальше. Впрочем, подожди. У меня икроножные мышцы сводит. Потри их.

– Но есть же ассистент врача. Он знает, то есть может…

– У него пальцы деревянные, – сказал отец. – У тебя лучше получится.

Павел взял край одеяла, приподнял его. По комнате поплыл запах кожного бальзама, которым смазывали стопы. Павел приподнял одну ногу, дряблую и худую, подложил под пятку круглый жесткий валик с кисточками по бокам. Начал тереть икроножную мышцу левой ноги сверху вниз и снизу вверх. Кожа на безволосых ногах была тонкой и блестящей как пергамент, под ней хорошо видны изгибы голубых вен, прощупывались волокна мышц, похожие на тонкие слабые веревки. Павел быстро вспотел, остановился, снял пиджак, и снова принялся за дело.

– Что с тобой, Павел? – старик поморщился. – Ты делаешь мне больно. Пусть она попробует.

Роза нерешительно поднялась, взяла с тумбочки тюбик крема, выдавила его руки и растерла ладони. И, низко наклонившись над кроватью, взялась за дело. Короткое платье сзади высоко задралось, обнажив плотные бедра, а глубокий вырез открыл взгляду старика аппетитные белые груди, не стесненные нижним бельем.

– Так хорошо? – спросила Роза, перехватив взгляд Наумова.

– Очень хорошо, – пропел старик. – Только помедленнее. Не торопись. За нами никто не гонится. Ведь правда?

– Конечно. Нам спешить некуда.

– Это тебе неприятно? Ну, тереть мои ноги?

– Нет, почему же… Как раз наоборот, приятно. Даже очень. Они такие гладенькие, мягкие. Я могу и бедра помассировать. Я умею… Ну, не то, чтобы я профессиональная массажистка. Но я стараюсь.

– Хорошо, старайся, – кивнул старик. На его лице блуждала счастливая идиотическая улыбка. – Старайся, бог тебе воздаст…

Павел, ерзая на стуле, поглядывал на жену, на ее ляжки и зад, обтянутый платьем, и наливался злостью. Видимо, в душе он не ободрял то чрезмерное усердие, тот нездоровый энтузиазм с каким Роза растирает ноги отца.

После знакомства с работником уголовного розыска начальник службы охраны поселка «Лесное озеро» Александр Зуев, разволновался и долго не мог успокоиться. Он пригласил московского гостя в свою комнату, закрыл дверь и повернул ключ. Во время разговора он крутил пуговицу летнего пиджака и проводил бумажной салфеткой по лбу и почему-то старался не встречаться взглядом с собеседником.

– Двойное убийство на нашей территории – в это поверить невозможно, – Зуев поставил бесполезную галочку на листе бумаги. – Я тут четыре года. И никаких происшествий. У кого-то собачка убежит. Или кот на дерево залезет. Вот и все. Люди живут солидные, уважаемые. Крупные бизнесмены, государственные чиновники. И вдруг трупы, залитые бетоном…

– Вы записываете номера автомобилей, которые въезжают на территорию?

– На воротах камера, видеозаписи я храню месяц. Все номера машин могу найти.

– Видел эту камеру, – сказал Девяткин. – Она не пашет. Провод оборван.

– Есть другая камера, скрытая. Она работает. Проверяю ее каждый день. Тут все как в аэропортах и на таможенных терминалах. Клиент не должен знать о видеонаблюдении. Я на таможне раньше работал, майор в отставке. Еще пару лет назад на поселок было сто человек охраны. Камеры наблюдения на каждом углу. Но жители были недовольны.

– Я смотрю, здешняя публика не бедствует. Ну, чтобы экономить на охране.

– Не в деньгах дело. Но пошли разговоры: мол, мы сюда приезжаем отдыхать, а не в кино сниматься. К кому-то, например, любовница в гости завернула. Или близкий друг к скучающей домохозяйке нагрянул. Человек нервничает. Ему не нравится, что у кого-то хранятся такие записи. Короче, штат охраны сократили. Камеры сняли. Но кое-что я оставил. Для своего душевного спокойствия.

– Вы знакомы с Павлом Наумовым?