Инна Бачинская - Яд персидской сирени

© Бачинская И.Ю., 2017

© ООО «Издательство «Э», 2017

Действующие лица и события романа вымышленны, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

… Мир был зелен, сколько хватало глаз . Сочные заросли травы били ключом, под деревьями дымился густой синий сумрак, косо пронизанный солнечными лучами. Послеполуденный безмятежный зной, дрожащее марево над Детинцем, выгоревшее добела небо сверху – и все! Ни человека, ни городских улиц, ни машин. Пусто и тихо.

– Так не бывает! – выдохнула Ника, бледное дитя каменных трущоб. – Я сейчас проснусь!

– Просыпайся. Хочешь увидеть хижину?

– Хочу! Нет! Я хочу жить на дереве.

– Я построю тебе гнездо.

– Хочу на этом дереве! Это же… шелковица! Здоровенная, как баобаб… Таких не бывает. Скажи, Тим, что не бывает, и толкни меня или ущипни. Я опять сплю.

– Ты не спишь. Это шелковица, вон ягоды осыпались. Будем разводить червяков.

– Бр-р-р, каких червяков… шелкопрядов!

– Научишься ткать и подаришь мне рубашку.

– Ага, и вышью – я тебя люблю! А потом мы уйдем в горы.

– Здесь всего-навсего одна гора, и называется она Детинец. А еще холмы и курганы.

– Детинец? Прекрасное название, такое… горное. Кстати, что это такое?

…Они целовались под шелковицей-баобабом, роняющей ягоды. Ягоды глухо шлепались на землю – стаккато ударных в стройном хоре птиц, шелеста ветерка, травы и листьев. Они были молодожены и все время целовались…

– Доктор, как он? – Женщина тревожно всматривалась в лицо человека в белом халате.

Доктор пожевал губами… Это был самый лучший в городе доктор, и его клиника тоже была самой лучшей. У него было мужественное лицо, вызывающее доверие. Хорошая фигура, прекрасно сшитый дорогой костюм… Один древний автор сказал, что врач должен быть прекрасно одет и распространять запах благовоний. Этот врач был именно таким. Ему хотелось верить безоговорочно, и пахло от него дорогим парфюмом.

– Мы делаем все, что может предложить современная медицина, – сказал он веско, беря женщину за руку и заглядывая ей в глаза. – Все! У вашего мужа есть шанс, поверьте. Будем мужественны и будем надеяться. Он молод, у него крепкое сердце, мы вернули его к жизни, мы наблюдаем его, есть серьезные улучшения. Ждать, ждать и ждать. Все в руках… – Он поднял глаза к потолку. – Говорите с ним, он чувствует интонацию и узнает ваш голос. Любая мелочь – звук, запах, прикосновение могут подтолкнуть…

– Когда же он проснется? – перебила женщина. – Почти девять месяцев… Она всхлипнула.

– Ну-ну, не будем терять надежды, Вера Владимировна. – Доктор положил руку ей на плечо. – Не нужно плакать. Ждать и надеяться, ждать и надеяться. В один прекрасный момент он откроет глаза, увидит вас и скажет…

– Доктор, что это? – Она ткнула рукой в аппарат с бегающими зелеными огоньками. – Что это значит?

– Фиксация функционального состояния головного мозга. Видите ли…

– Мозг работает?

– Несомненно.

– Но он же без сознания!

– Какие-то процессы в нем все равно происходят. Мозг активен. Возможно, сейчас он видит сон…

– А когда он очнется… – она запнулась. – Он будет соображать? А память?

Доктор снова пожевал губами – до чего же гадкая привычка! Сказал после паузы:

– У вашего мужа серьезная черепно-мозговая травма, повреждена левая лобная доля, смещены лицевые кости, переломы носа и нижней челюсти… не считая всего остального. Мы сложили его заново, и я считаю…

– Я знаю! – перебила она нетерпеливо. – Какой он будет, когда проснется? Как раньше? Или… что с ним может случиться?

– Возможна некоторая потеря памяти, но не обязательно, – сказал доктор осторожно. – Возможны некоторые странности и неадекватное поведение, утрата поведенческих программ и навыков. Ходить, я думаю, ваш муж сможет. Не сразу, конечно. Кто он по профессии?

– У нас компания по сбыту электроники.

– Трудно сказать, восстановится ли он настолько, чтобы руководить компанией в дальнейшем. Поймите, то, что он остался жив, само по себе чудо.

– Ну а меня он будет узнавать? – настаивала она. В ее голосе послышалось раздражение. Она ставила четкие вопросы и хотела получить такие же четкие ответы.

Доктор развел руками:

– Поймите, трудно прогнозировать. Он сейчас между мирами, грубо говоря. Куда качнется маятник… Подождем.

– Сколько еще ждать? – Женщина почти кричала. – Я… я больше не могу!

– Говорите с ним. Возьмите за руку и говорите. Он помнит ваш голос, возможно, это как-то отзовется. Извините, меня ждут.

Он поклонился и ушел. А они остались: мужчина в коме и женщина, его жена. Она пристально рассматривала лежащего на койке: бледный в синеву, заросший черной бородой, с длинными волосами, разбросанными по подушке, – в них пробивались седые прядки, – с заостренным торчащим носом, с выступающими скулами. Ей показалось, веки его дрогнули. Она нагнулась над ним и сказала:

– Ты спишь? Ты меня слышишь? Хоть что-нибудь? О чем с тобой говорить? А может, ты все-таки слышишь? – Она положила руку ему на лоб. – Чувствуешь? Ты меня узнаешь? Павел! Паша! Ты помнишь, как тебя зовут? Паша! – настойчиво звала она. – Паша!

Она снова и снова звала его по имени – настойчиво повторяла снова и снова, – осторожно прикасалась к щеке, осторожно брала за руку; клала ладонь ему на грудь и «слушала» пальцами биение сердца. Казалось, она совершает некий странный и пугающий ритуал по возвращению неподвижного безжизненного тела из потустороннего мира, где он находился, в мир живых. У нее было лицо уставшего и сломленного человека…

Наконец она замолчала. Сидела на стуле, не сводя с него взгляда. Думала. Вздрогнула от писка мобильного телефона. Отошла к окну.

– Ну? Еще в больнице. Ничего! Они ничего не знают, говорят, надо ждать. За такие бабки… Ты где? Захватишь меня? Жду.

Она опустила телефон в карман жакета. Посмотрела через окно на скучный больничный сад, на мокрые аллеи, на тусклую молодую траву, безнадежно тусклую, как и все здесь, на плац с десятком запаркованных разноцветных автомобилей. Вдруг из-под туч вырвался солнечный предзакатный луч, осветив все оранжевым тяжелым светом; женщина зажмурилась и отступила, ощутив внезапный укол страха…