Александр Молчанов - Писатель

Железняк в нарушение инструкции всегда садился на заднее сиденье слева, а охранник – справа. Увидев незнакомое лицо охранника, Железняк удивился:

– А где Богдан?

Охранник испуганно заморгал глазами. И Железняк махнул рукой, вспомнив об утреннем происшествии. Машина тронулась с места. Водитель покосился на Железняка и тихонько включил «Европу плюс» – как всегда, когда они ехали на объект номер шесть.

– Как тебя зовут? – спросил Железняк охранника.

– Павел Пшеницын, – сказал охранник. Круглое лицо, коротко постриженные рыжие волосы. Полноват для охранника. Хотя, с другой стороны, его задача – закрыть охраняемого своим телом. Так что чем больше его тело – тем лучше.

– Давно у нас работаешь?

– Два месяца.

– Я раньше тебя не видел.

– Занимался проверкой заемщиков.

– Этим же вроде какие-то компьютерщики занимались.

Пшеницын покраснел.

– Вот я и есть эти компьютерщики.

Понятно. Железняк отвернулся. Бардак, как и везде. Любое ЧП рушит систему. Начальник службы безопасности, прошедший Афган и Чечню, поскальзывается на собственной блевотине и разбивает себе череп о туалетный кафель, а охранять будущего президента страны отправляют мальчишку-компьютерщика.

Черный «БМВ» пересек весь город за несколько минут и въехал во двор многоэтажного дома на окраине. Улица Воркутинская. Здесь в начале 90-х размещали переселенцев с Севера и бывших офицеров из Прибалтики.

Переселенцы оказались людьми очень деятельными. Район, который поначалу выглядел как несколько многоэтажек, воткнутых в чистое поле, всего за несколько лет пророс деревьями, кустами, клумбами, детскими площадками и стал самым благоустроенным районом города. Сюда провели автобусную и троллейбусную линии, построили несколько магазинов и новую школу.

Цены на квартиры тут же взлетели. Здесь в трехкомнатной квартире на седьмом этаже жила любовница Железняка Марина Лапина и ее 17-летняя дочь Юля.

Квартира Лапиной называлась в банке «Объект номер 6», и все знали о том, что Железняк ездит по этому адресу каждый четверг. Когда машина остановилась, Железняк покосился на Пшеницына. Тот вздрогнул, поймав взгляд шефа, выскочил из машины, обежал ее и открыл дверь с другой стороны. Компьютерщик, чего еще от него ждать.

Железняк посмотрел на себя в переднее зеркало. Мешки под глазами. Нехорошо. Нужно высыпаться. Он должен быть в форме, ему предстоят несколько трудных лет, после которых будет еще труднее. Подумав так, Железняк улыбнулся и вышел из машины.

Он увидел, как от стены дома отделилась тень. Какой-то человек бежал к ним со стороны дома. Человек был одет во все синее, и у него было синее лицо. Человек бежал, держа правую руку перед собой. Железняк смотрел на бегущего человека как завороженный.

Пшеницын стоял лицом к Железняку и спиной к дому, от которого к ним бежал человек. Прошла секунда или две, прежде чем он увидел отражение бегущего человека в боковом стекле машины. Он изо всех сил толкнул Железняка обоими руками в грудь. Тот упал спиной вперед на сиденье.

Пшеницын развернулся к бегущему человеку и схватил себя рукой за пояс. Но пистолета там не было. Он был в кобуре для скрытого ношения, слева, под мышкой – тоже в нарушение инструкции. Но так уж было принято у них в банке. Железняку не хотелось, чтобы оружие его охранников было на виду – это пугало клиентов. Пшеницын медленно и неуклюже засунул руку себя за пазуху. Тем временем человек почти побежал к «БМВ», он был всего в пяти или шести шагах от нее. В руке у него был большой черный пистолет. «ТТ». Тульский Токарев.

Пшеницын наконец нащупал рукоятку своего «ПМ» и дернул его на себя. Он успел вытащить пистолет, но направить его на бегущего человека не успел.

Тот выстрелил первым.

Однако начала Сальникова с ошибки. Она сидела в своем кабинете и с тоской смотрела на пустой стол. Еще несколько месяцев назад этот стол был завален бумагами. И каждая из этих бумаг означала проблему – счет за электричество, жалоба пациента, заявление сотрудницы. Сальникова не знала, что делать с большей частью этих проблем, поэтому бумаги копились и копились. Теперь заботами Маслова поток был перенаправлен в его кабинет. И уж на его-то столе бумаги не задерживались ни на минуту. В дверь постучали. Через секунду, не дожидаясь ответа, в кабинет заглянул Маслов.

– Разрешите, – сказал он утвердительно и тут же, через запятую: – Я уезжаю до восьми в гарнизон. Вот, подпишите.

Сальникова посмотрела на него с ненавистью.

– Эрнест Федорович, вы со мной разговариваете как начальник с подчиненной, – сказала она и взяла бумагу. Он ничуть не смутился. Смотрел на нее своими ясными глазами и молчал.

Нет, с ним так нельзя.

Сальникова положила бумагу на стол.

– Оставьте, я потом подпишу.

Маслов нахмурился.

– Когда потом? Мне это в гарнизоне нужно отдать.

– Поезжайте, вас ведь там ждут. – Сальникова слегка взмахнула рукой.

Маслов сел на стул рядом со столом. На Сальникову он не смотрел, опустил глаза в пол.

– Я вижу, у нас тут проблема, – сказал он глухо.

– Вы о чем? – спросила Сальникова.

– Вы что-то имеете против меня? – Маслов посмотрел на Сальникову, и его взгляд не был, как обычно, обезоруживающим. В этом его взгляде было настоящее бешенство.

Нужно было отвечать.

– Мне не нравится то, что вы ведете себя как мой начальник. Врываетесь без стука, заставляете подстраиваться под ваше расписание…

– Я не веду себя как ваш начальник. Я просто делаю свою работу!

– Разве сеансы психотерапии с женами офицеров входят в ваши обязанности?

– Ах вот в чем дело! – Маслов прищурился. – Вас беспокоит то, что я приобретаю слишком большое влияние в гарнизоне?

– Нет, меня беспокоит то, что вы не занимаетесь своими непосредственными обязанностями. Ваша частная практика – это ваше личное дело. Занимайтесь ею в нерабочее время.

– А что входит в мои непосредственные обязанности, можно уточнить? Найм персонала входит в мои обязанности? Ведение личных карточек? Проведение ремонта? Переговоры по реструктуризации наших задолженностей по ЖКХ? Что из этого входит в мои обязанности?

Маслов задыхался от гнева. А Сальникова внезапно успокоилась. Разговор принял опасный оборот, в любую секунду любой из них мог сказать что-то, после чего их совместная работа была бы невозможна. При этом было понятно, что уйти в этом случае придется Маслову, а Сальниковой этого ухода не простят. Классический цуцванг. Значит, здесь нужно остановиться.

– Эрнест Федорович, давайте не будем забывать о том, что прежде всего вы врач-психотерапевт. Вы должны заниматься нашими пациентами, – примирительно сказала Сальникова.