Елена Михалкова - Пари с морским дьяволом

– Ай! Оставь! – смеясь, отбрыкивалась Маша. – У нас инструктаж через пять минут! Мне еще волосы заплетать!

Наконец Сергей неохотно выпустил ее и стал смотреть, как она легко и быстро подбирает вверх пушистые рыжеватые пряди, одну за другой. Солнце просачивалось в каюту, запутывалось в волосах, и казалось, будто это Машка сияет, вся, от макушки до босых пяток.

«Если бы Илюшин был жив, я был бы абсолютно счастливым человеком».

Эта мысль словно ударила Бабкина под дых.

«Пошел к такой-то матери, – с глухой злобой приказал он неизвестно кому. – Заткнись, неврастеник».

И чтобы не чувствовать снова внутреннего черного кома, набирающего скорость под гору, как снежный шар, он поднялся с кровати и спросил с преувеличенным интересом:

– Так что про зрителей?

– Про что? А, про команду… Вряд ли они притворяются всерьез. Нас развлекают безобидным маленьким аттракционом. Как при первой встрече, когда капитан сыграл сурового морского волка, а потом преобразился. Это было даже мило!

Бабкин сделал два шага по каюте и уперся в столик. Неожиданная мысль пришла ему в голову.

– Если, конечно, игрой был суровый морской волк, – подумал он вслух.

– Что?

Сергей обернулся к жене.

– Я б не поручился, что игрой был именно первый образ, а не второй.

Когда они поднялись на палубу, все были в сборе. Яков Семеныч возвышался на юте, широко расставив ноги и заложив руки за спину.

В кают-компании Боцман появился последним и произвел на Машу неизгладимое впечатление. Он был смугл, как прокопченный на солнце лещ, лыс, нос имел приплюснутый, щеки впалые, а глаза – такой чистейшей голубизны, как будто за годы хождения под парусом в них въелось море. Маша заподозрила бы линзы, если бы перед ней стояла кокетливая девушка, а не старикан лет семидесяти. Лысина его была безупречна: коричнево-красная, гладкая, как отполированное дерево. Легко можно было представить, что перед сном он протирает ее мягкой замшевой тряпочкой.

Перед тем как выйти на палубу, боцман нахлобучил белый пробковый шлем: «Привыкайте, хлопцы. Головушку защищаем. Тут не Россия!»

«Хлопцы» дружно закивали. Солнце вроде бы и мягкое, а не успел обернуться – от тебя уже одни угольки дымятся. Вон у боцмана физиономия какая! Как у кочегара.

– Будем учиться ставить паруса! – обрадовал Яков Семеныч. Голос у него был хриплый, прокуренный. – Первое, что вы должны знать: снасти на руку не наматываем!

– А почему? – встряла блондинка с татуировкой.

– Потому что руку оторвет, – флегматично информировал боцман. – А без руки некрасиво.

Он подождал немного, но больше вопросов не поступало.

– Обувь у всех удобная? – оглядел их Яков Семеныч. – Чудно. Сейчас Антоха страховочные пояса разберет, и начнем, помолясь.

Следующие несколько часов Маша карабкалась на мачты, запоминала, чем шкот отличается от браса, как крепят ходовой конец и что означает «набить ванты». К концу занятия голова у нее распухла от новых сведений, пальцы покрылись волдырями, несмотря на защитные перчатки, ноги гудели от бесконечного лазанья вверх-вниз.

Она посмотрела на своих спутников. Блондинка со змеей на предплечье, воспользовавшись перерывом, фотографировалась возле борта. Маша уже знала, что ее зовут Яна, а ее мужа – Владимир. Но только теперь она обратила внимание, до чего девушка хороша собой.

Гибкая, подвижная, она и сама напоминала змейку: маленькую, экзотическую и очень опасную. Серебристые брови. Белоснежные волосы. Синие, широко расставленные глаза с необычайно яркой черной точкой зрачка. Когда Маша видела таких красивых людей, ей казалось, что перед ней существа с другой планеты. Прилетели в рамках культурного обмена: заимствуют у нас традиции и ритуалы, а нам на память оставляют комплекс неполноценности.

Маша на секунду ощутила себя большой и неуклюжей лошадью. Рыжей.

– Володя, теперь вот так! – задорно крикнула Яна.

Хоп – и одним прыжком взлетела на борт, забалансировала на цыпочках.

– За ванты держись! – потребовал ее муж.

– Даже не подумаю!

Боцман обернулся. В несколько быстрых шагов преодолел разделяющее их расстояние и успел как раз вовремя, чтобы подставить руку спрыгнувшей девушке.

– Что я вам говорил три часа назад? – поинтересовался он.

– Яков Семеныч, больше не буду! – клятвенно пообещала Яна и прижала руку к сердцу. В уголках губ дрогнула усмешка.

«Будет, – подумала Маша. – Из принципа, чтобы сделать по-своему».

Похоже, боцман тоже это понял. Он погладил щетинистый подбородок и позвал:

– Подойдите-ка сюда, хлопцы.

Дождавшись, когда пассажиры соберутся вокруг, похлопал рукой по верхней доске борта. Маша уже выучила, что она называется планшир.

– Вот с этого самого места, – неторопливо начал он, – несколько месяцев назад свалился человек. Вроде бы и ничего страшного, угу? – он обвел всех внимательным взглядом. – Вода же внизу.

Все молчали.

– Вода! – наставительно повторил боцман. – У воды бывает два состояния…

– Три, – грубо перебил его Владимир. – В школе учились, нет? Три агрегатных состояния воды: жидкое, твердое, газообразное.

Маша усилием воли подавила в себе острую неприязнь. Ей определенно не нравился этот человек. И рубашка-гавайка его, разрисованная оскалившимися акулами, не нравилась. И модная стрижка с выбритыми висками. И бульдожье лицо с крепкой нижней челюстью. И даже его манера двигаться враскачку с первой минуты пребывания на корабле, как будто он уже сотню раз ходил в шторм по палубе, а не поднялся только что вместе со всеми.

Она вообще недолюбливала людей, убежденных, что они хозяева жизни.

Яков Семенович кротко глянул на Владимира голубыми глазами и снова перевел взгляд за борт, где солнце плело в волнах золотые сети.

– Два состояния, – повторил он, будто не слышал. – Либо она вас спасает, либо убивает. Для нас «Мечта» – быстроходный парусник, а для моря – воз.

– Что? – переспросил Владимир.

– Воз. Потому что в море что с воза упало, то пропало.

Повисло молчание. Волна с разбегу ударила о борт, плеснула громко, будто хлопнула в ладоши, и все вздрогнули.

Маша живо представила, как их деревянная телега неторопливо движется по синему тракту, а за ней следуют, облизываясь, морские гады, высовывая костистые головы из бурунов.

– И что же, помер этот дядечка? – нервно усмехнулась Яна. – Который свалился?

Боцман перевел взгляд на нее.

– А кто вам сказал, что это был дядечка?

Яна на миг опешила, а когда открыла рот, чтобы возразить, ее уже перебили.

– Значит, если человек упадет за борт, он погибнет?

Женщина в цветастом шарфе вся подалась к Якову Семеновичу. Даже черные очки сняла, будто боялась упустить что-нибудь важное. Маша вспомнила, что у нее редкое имя: Кира. Ее муж, которого она приняла за музыканта, оказался режиссером с необычной фамилией Бур. Аркадий Бур.