Ольга Володарская - Наш грешный мир

© Володарская О., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Она смотрела на свое отражение и не понимала, почему в зеркале видит грустную, побитую жизнью тетку. Если бы не крупные бриллианты в ушах, Катерину можно было бы принять за кассира из социального супермаркета или вагоновожатую. Еще не старую, довольно привлекательную, но уставшую от безденежья и невзгод.

Катерина встряхнулась. Вытянула шею, которая, если за ней не следить, собиралась складками, чуть повернула лицо. Оно было широким, но в полупрофиль смотрелось прекрасно из-за четких скул. Приняв свою «рабочую позу» (она фотографировалась только так), растянула губы в улыбке. Лучше. И все равно недостаточно хорошо – глаза тусклые. Катя потянулась к пузырьку с искусственными слезами, но тут же убрала руку. Каплями тут не поможешь. У женщины глаза горят, когда она влюблена, а сердце Катерины Бердник, увы, было свободно.

В дверь постучали.

– Кто? – крикнула она.

– Я, – ответили ей. – Меня впустила Лидия… – Так звали горничную Катерины. Кроме нее и самой хозяйки в квартире обитал племянник, Симон Бердник. Катя думала, это он явился, чтобы помириться – они вчера повздорили, пока не услышала отклик. За дверью стоял давний друг семьи Бердник, Константин Борисов.

– Будь добр, подожди меня в гостиной, я выйду через пять минут.

– Хорошо.

– И попроси Лидию приготовить нам чай.

– Я уже распорядился.

– Ишь ты, распорядился он, – буркнула Катя себе под нос. – Хозяйничает уже как у себя дома…

Она употребила слово «уже» не просто так. С недавних пор Константин сменил свой статус, став не просто другом семьи, но и женихом Екатерины. Свести их долгие годы пытался отец невесты Александр. Он считал, что нет более достойного кандидата на роль мужа, чем его лучший ученик.

Александр Глебович Бердник был доктором наук, профессором. Живя в Америке, он читал лекции в знаменитом Массачусетском технологическом институте, а вернувшись в Россию, в Московском политехническом. Там он и познакомился с Константином. Юноша подавал большие надежды, и Александр Глебович взял его под свое крыло. Борисову тогда было двадцать восемь. Катерине на пять лет меньше. Оба на тот момент были свободны, но друг в друге не заинтересованы: она зализывала раны после краха своей первой любви, он увлекался лишь наукой. Однако дружить молодым людям ничто не мешало, и они иногда вместе ходили в кино и театр. Как-то выбрались на лыжную турбазу, но неспортивный Борисов на первом же, детском, спуске свалился, подвернул ногу и сломал палку. Катя хохотала, а он дулся на нее из-за этого, поэтому, когда в следующий раз Катя позвала его покататься на лошадях, отказался. Костя своей неуклюжести стыдился и остро реагировал на насмешки. Это Кате в нем не нравилось. Самоиронию она считала одной из самых привлекательных мужских черт. Разбивший Катино сердце Димасик довел искусство насмешки над самим собой практически до совершенства, сделав своей «фишкой». Он постоянно попадал в неловкие ситуации, причем прилюдно, но выходил из них с блеском. Вышучивал сам себя, и остальные, когда он неуклюже ронял в суп толстые очки, а потом никак не мог их выловить, или налетал на столб, угодив лицом аккурат в объявление о предоставлении сексуальных услуг, смеялись не над ним , а вместе с ним . У Димасика было зрение минус девять. И большие красные уши. Над этой своей особенностью он тоже шутил – говорил, что уши уравновешивают тяжесть гигантских очков, которой иначе не выдержал бы нос.

Катя познакомилась с Димасиком на катке рядом с домом. Каток был бесплатным (энтузиасты заливали футбольное поле), поэтому его оккупировали дворовые мальчишки-хоккеисты. Они гоняли по льду как бешеные, сметая всех и вся на своем пути. Димася был не первой жертвой юных спортсменов, но единственным, кто не смог потом добраться до бортика. С него слетели очки, и он почти ослеп. Катя вызвалась помочь бедолаге.

– В следующий раз привяжу к ушам резиночками, – засмеялся Димася, опершись на руку девушки. – Как варежки…

– У вас запасные очки есть?

– Дома.

Она проводила его. Оказалось, живут по соседству. Когда Димася надел очки, то пораженно воскликнул:

– Какая ты красавица! Я и не думал, что меня опекает такая девушка…

Катя засмущалась. Красавицей ее еще не называли. Разве что отец, души в ней не чающий. Вообще-то она была скорее милой. Мягкие светло-голубые глаза, открытая улыбка, вздернутые бровки – все это красило ее. Но портили: нос картошкой, выпуклый лоб, широкая челюсть. Одну из своих отрицательных черт она умело маскировала прической, однако все равно две оставались. Темно-каштановые кудряшки могли закрыть лоб, но никак не нос и тем более подбородок. И все же Катя не была лишена привлекательности. И фигурой удалась: невысокая, пропорционально сложенная, плотненькая, она не страдала ни излишней худобой, ни полнотой.

– Теперь как честный человек я обязан на вас жениться! – выдал Димася, чем вызвал у девушки улыбку.

Не такого мужчину она представляла рядом с собой. Ее тянуло к крупным, чернявым, басовитым. Новый же знакомый был худ, рыжеват, чуть пискляв. Только глаза красивые. Сейчас, увеличенные толстыми стеклами очков, они казались по-рыбьи выпуклыми, но на катке все было иначе: изумрудно-зеленые, миндалевидные, опушенные темными ресницами, они притягивали.

Димасик напоил свою спасительницу чаем с бутербродами. Белый хлеб, масло, больше напоминающее маргарин, варенье из вишни… С косточками, которые приходилось аккуратно выплевывать. Но Катерине очень все понравилось. В их доме такого к чаю не подавали. В те времена они жили еще не роскошно, но уже обеспеченно. Отец запатентовал несколько своих изобретений, и денежки на его счет капали регулярно. Да не рубли, а доллары. Поэтому дома они ели бутерброды с салями, трюфельной пастой, а если сладкие, то с диковинной тогда «Нутеллой». После чаепития Димасик (так называла его мама, накрывшая им стол, милейшая женщина) пошел провожать Катю до дома. Они о многом говорили. Оказалось, не только живут по соседству, но и учатся в одном университете. Только Дима заочно, потому что нужно работать. Трудился он на рыбокомбинате: сортировал сырье, или, как сам говорил, «крутил селедкам хвосты». Рассказывал об этом легко, с юмором, умалчивая о том, как тяжело таскать ящики, тазы, бочки с рыбой и бороться с тошнотой, когда попадается тухлятина.

Перед расставанием молодые люди обменялись номерами телефонов, тогда еще городских – мобильных не было.