Виктория Лисовская - Полуночное венчание

© Лисовская В., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Верю ли я в религию и загробную жизнь?

Странный вопрос для ребенка, выросшего в семье воинствующих атеистов: у отца – преданного политработника и интеллигентной преподавательницы – матери, для которой подлинным богом был и остается мир высокого искусства. До вполне сознательного возраста о духовных ценностях я особо не задумывалась. Было некогда – приходилось учиться, грызть гранит науки, пытаться построить личную жизнь. Все это вылилось в то, что в полные двадцать семь лет, даже практически двадцать восемь, красавица отличница с престижным высшим образованием с высоты более двух метров под побеленным потолком невзрачной подмосковной больницы взирает на толпу медиков-реаниматологов, пытающуюся всевозможными средствами вернуть к жизни мое прекрасное и молодое тело.

Конечно, какое-то общее, обобщенное понятие, почерпнутое из всевозможных книг, фантастических фильмов и страшилок про привидения, я имела. Но вопрос, что же будет, когда меня не будет, меня особо не тревожил. Молодая, здоровая, что со мной может случиться? Максимум, что меня мучило (вот уже я употребляю глаголы о себе в прошедшем времени), это обычный осенний насморк.

И вот теперь, вися под потолком Химкинской больницы и взирая на свой хладный труп (какое слово-то некрасивое «труп»), я всерьез задумалась, а что же, собственно говоря, происходит? Где я? Кто я? Или лучше сказать: «Что я»?

Мысли о моем неодушевленном состоянии оказались вполне материальны, так как из всех присутствующих в палате врачей и медсестер меня никто не видел и не слышал, не обращая никакого внимания.

У меня же, как ни странно, не было даже и капельки паники – просто абсолютное какое-то вселенское спокойствие.

А внизу жизнь вокруг меня, той еще, тепленькой, бурлила, можно сказать даже била ключом. Не добившись никаких успехов с помощью дефибриллятора, пожилой сутулый врач (я сверху прекрасно видела его блестящую лысину в обрамлении пучков седеющих волос) принялся колоть мне в правую руку какую-то жидкость. Молоденькая медсестричка с французским маникюром на руках нажимала какие-то кнопки на неизвестном мне медицинском препарате, не переставая бубнить себе под нос:

– Такая молодая и красивая. Ну-же, девочка, ну же, возвращайся! Ты можешь! Давай же, давай же…

Все было бесполезно. Об этом красноречиво свидетельствовала прямая полоска ритма сердца на экране аппарата.

Я сверху спокойно с ухмыляющейся улыбкой наблюдала за их манипуляциями, ничего не чувствуя и не ощущая.

Вот смешные! Что значит «возвращайся»? Куда вернуться? Как? А главное – зачем? Мне на тот период было так спокойно и радостно, как никогда в прошлой жизни. Казалось, я могу вот так вечно провисеть, как воздушный шарик, под потолком больницы – никуда не спешить, ничего не опасаться.

Меня тогда волновало только одно – я только сейчас заметила, что, оказывается, на мне, той, оставшейся внизу, были надеты рваные колготки. Или я так в них и проходила целый день, или их зацепили санитары из «Скорой», когда заносили меня в больницу, но меня сейчас волновало только это. Как же так – внизу находятся приятные врачи-мужчины, а я перед ними, пардон, в рваных колготках.

Позор-то какой!

Сутулый врач посмотрел на циферблат наручных часов и промолвил:

– Время смерти – 8.45. Запишите, Леночка, пациентка Алиса Воронова – время смерти 8.45.

Так, мои дорогие, что значит «время смерти»? Чьей смерти? Моей?

Я же – Алиса Воронова.

Да не может такого быть!

Это все кошмарный сон! Я сейчас проснусь в своей уютной квартирке на улице Юбилейной. Рядом под боком будет громко мурчать кот Лешка, и всю эту «парящую» дребедень я сразу же забуду.

Какой это «смерти»?

У меня же ипотека на тридцать лет! Я же еще даже ни разу замуж не сходила!

Нет, дорогие мои, так не пойдет! Я на это не согласна!

Как же я могла умереть? От чего?

Тут, к своему ужасу, я увидела, что меня, ту, нижнюю, укрыли белой простыней, так что видны оказались только кончики моих любимых дорогущих сапог на шпильке.

Тут некстати вспомнилось, что покупка этих самых сапог в свое время съела чуть меньше половины моей месячной зарплаты в роскошном бутике итальянской обуви на Тверской.

Тогда симпатичный курносый парнишка-продавец, таскающий мне обновки в магазине и подбирающий нужный размер, философски заметил, что об этой покупке я ни на секунду не пожалею, обувь шикарная, и я в ней вполне смогу проходить всю жизнь.

У судьбы явно проблемы с чувством юмора, с горечью заметила я. Башмачнику с такой фантастической интуицией нужно явно участвовать в битве людей с паранормальными способностями. Видать, накаркал. Вот и проходила в сапогах всю оставшуюся жизнь – даже один осенний сезон не доносила.

Вселенское спокойствие постепенно стало покидать меня. И до меня наконец-то дошло.

Это все! КОНЕЦ!!

НЕТ!! ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Я все так же парила под потолком больницы, врачи все уже вышли из палаты.

Мое тело было накрыто белой простынкой и ждало санитаров, которые должны были отвезти его в морг.

Я же была в полном паническом ужасе и не представляла, что же делать дальше.

Все мои скудные познания о загробном мире базировались на христианских понятиях – рае с ангелочками, сидящими на облачках и играющими на лирах, об адских котлах с варящимися в них грешниками. Но ничего подобного поблизости не наблюдалось.

Я еще раз сильно ущипнула себя за руку, чтобы проснуться.

Блин, больно…

Было действительно очень больно.

«Еще синяк останется», – с грустью подумала я.

Стоп, у меня начался нервный смех, синяков теперь точно не останется. Потому что не на чем оставлять синяки. Я-настоящая лежу там, внизу. Отдыхаю в лучшем из миров.

Хотя о чем это я? В лучшем из миров теперь нахожусь Я – та, что под потолком.

Окончательно запутавшись в двух своих ипостасях, я принялась судорожно оглядываться в поисках ангелов, чертей, архангела Гавриила, света в конце туннеля – хоть чего-нибудь, что могло бы дать мне подсказку о моей нынешней сущности.

Однако ничего подобного в радиусе нескольких метров я не заметила.

Стоп, а может, я в коме?

Может, у меня сейчас клиническая смерть?

Я где-то читала, что клиническая смерть может длиться до девяти минут, и даже есть возможность откачать и спасти человека.

Так, Алисочка, еще не все потеряно.