Татьяна Полякова - Разрушительница пирамид

– Это точно, – приуныла подруга.

Мысль часами разглядывать бравых вэдэвэшников пугала куда меньше тюремного заключения, но я боялась, что полицейские придут за мной раньше, чем поиски принесут результат.

– Давай тогда сами объявление дадим, – предложила подруга. – А что? Так и напишем: «Молодого человека, спасшего девушку от хулиганов на остановке такого-то числа и во столько-то, просьба позвонить этой самой девушке». И номер телефона.

– Идея отличная, но если мы в этих группах его не нашли, то, скорее всего, он туда и не заглядывает.

– А мы дадим описание твоего парня, глядишь, кто-то вспомнит и ему позвонит. Ну а он тебе.

– Ладно, – согласилась я. – Пиши объявление.

– Ты мне сначала описание дай.

Оказалось, что это совсем не просто. Герой маячил перед внутренним взором, но описанию не поддавался. Высокий, крепкий, это понятно. Волосы… скорее, темные… уж точно не блондин… Глаза… большие, маленькие? Нормальные. А вот выражение этих самых глаз вызывает у разумных женщин беспокойство. Говоря по-простому, и хочется и колется, потому что догадываешься: выйдет тебе знакомство с ним боком. Но как такое в объявлении напишешь? Цвет глаз я не помню, но вряд ли карие. Нос тоже небольшой и немаленький… И что у нас получается? Слезы, а не описание.

– Давай напишем, что он был в джинсах и полосатой майке-алкоголичке. Нет, он не в джинсах был, а в штанах цвета хаки с множеством карманов.

– Ева, напрягись! – рассердилась подруга. – Там, считай, все в алкоголичках и штанах цвета хаки с карманами. Жаль, что у него шрамов не было. Или родимого пятна.

– Ага, жаль, – поддакнула я, прочитала составленное Олеськой объявление и загрустила. – Похоже на отчаянное желание познакомиться, – заметила я. – Задолбают звонками всякие придурки.

– Давай мой номер оставим, я и с придурками не прочь поболтать. После Кирюхи мне уже ничего не страшно, а простой в личной жизни действует угнетающе.

– Пиши, – легко согласилась я, решив, что ничего путного из нашей затеи не выйдет.

– Значит, ждем звонка, – разместив объявление, подытожила Олеська. – Я интересуюсь, не нашел ли твой спаситель пакет, а если нашел, спрашиваю, что в нем лежит. На этом этапе отметем всех придурков. Ну как? Полегчало?

– Пока не очень. Если пакет остался на остановке и его взял кто-то другой…

– Мы его вряд ли найдем, но и тебя полиция с портретом не свяжет. Будем надеяться, что к владельцу он все же вернется и ты свою карму не испортишь. Человек в полицию пакет отнесет или, как мы, даст объявление. Надо новости почаще смотреть.

– Объявление попадется на глаза дядьке в багетной, и меня возьмут под белые рученьки…

– Да что на тебя нашло? – разозлилась Олеська. – Он тебе квитанцию выписывал? Нет. Сможет тебя описать? Еще вопрос. Ты вот с описанием парня на остановке забуксовала.

– Полицейским проще, они мою фортку покажут, и он меня узнает. Если уж я час ему глаза мозолила, а под подозрением все, кто имел отношение к дому. Загребут меня, и что я скажу? Пакет потеряла?

– Да, потеряла. Потому что напали бандиты, чему есть свидетель. Пусть ищут парня, а потом и этих, на джипе. Короче, не волнуй меня. С портретом еще ничего не ясно, а вот похитить тебя пытались. И уж точно не из-за портрета.

Соглашаться я не спешила. А что если как раз из-за портрета грабители и залезли в дом? То есть там и без Пикассо было чем поживиться, но от него они бы точно не отказались, а портрета-то и нет. Учитывая, что в доме находилось не так много людей, я становлюсь самым перспективным кандидатом, способным ответить на вопрос, куда испарился Пикассо. А найти меня при желании – раз плюнуть. У мамы или дома… Или по дороге…

Тут я подумала о Светлане Петровне и схватилась за мобильный. Не отвечала она довольно долго, наконец я услышала ее голос.

– Ева, с тобой все нормально? – испуганно зашептала она.

– Нормально, – вовсе в этом не уверенная, ответила я. – Вас долго вопросами мучили?

– Думала, помру от этих вопросов. И знаешь, так хитро выспрашивают, вопрос пять раз зададут – и все вроде по-разному. Договоришься до тюрьмы, господи спаси. А стыд-то какой, Евочка! Бросила больного старика из-за своих дурацких огурцов. Впервые со мной такое… я же никогда… чтобы я пост оставила… Не иначе как бес попутал! А еще эта Верка. Вот ведь шалава…

– Очень хорошо, что вы ушли, – сказала я. – И Верка, приди не вовремя, могла вместе со стариком погибнуть.

– Это да… Но все равно стыдно. Получается, я этот… долг свой не выполнила. Я вот знаешь, что подумала: а вдруг все подстроено?

– Ограбление?

– Ага. Сменщицу брать не торопились, точно ждали, когда у меня терпение лопнет и я сбегу. Следили за нами, Евочка, вот тебе крест… И в дом полезли, потому что знали: старик-то один.

– Верка могла приехать в любой момент. Или вы и ее подозреваете?

– Пес знает. Уж очень она плакала, дядю жалела, прямо сердце разрывалось, глядя на нее. Хотя, как есть, шалава. Ветер в башке свищет. Нет, не она это. Ветер свищет, но чтоб человека, да еще родного дядю лихим людям на убийство отдать… Верка вообще-то девка добрая.

К этому моменту я окончательно запуталась, подозревать Верку или нет. Я с ней встречалась несколько раз, запомнилась она редкой болтушкой, об остальных аспектах Веркиного характера и биографии я знала со слов той же Светланы, которая отличалась крайней непоследовательностью. В зависимости от ситуации наследники были то пройдохами, то чуть ли не мучениками, если учесть скверный нрав старика.

– А вы следователю о своих подозрениях рассказали? – задала вопрос я.

– Ой, да я толком и не помню, что говорила. Можно сказать, находилась в беспамятстве. Теперь страшно, не пришили бы соучастие. Я слышала, как Олег со следователем говорил, мол, старик денег не давал, его содержание наследникам обходилось дорого. У Верки с деньгами напряг, и у Олега не всегда были возможности… Вот, мол, и обходились, как могли.

– Думаете, так и было?

– Кто знает? Старик, когда с ними беседы беседовал, меня из комнаты всегда гнал. Но то, что он прижимистый да вредный, это факт, а против фактов не попрешь.

«Судя по всему, никакие злодеи Светлане не угрожали, а значит, мое недавнее похищение никак с убийством не связано», – подумала я, закончив разговор с сиделкой. Тогда кто хотел меня увезти и с какой целью? В обсуждение этого вопроса охотно включилась подруга.

– Каверин это. Помяни мое слово. А может, Осмолов? Решил, если тебя на суде не будет, дело запросто развалят. – Она испуганно на меня вытаращилась, я махнула рукой.

– Там томов сорок дела и пол-Китая обманутых вкладчиков, чего тут разваливать? Если Осмолов решит оторвать мне голову, то лишь на почве глубокой личной неприязни.