Татьяна Полякова - Дневник чужих грехов

– Похоже, что я не обойдусь.

– Выходит, сюда потянуло, – кивнул он. – К корням?

– Наверное. А может, просто тишины захотелось.

– Этого здесь сколько угодно. Чаю хочешь? Я Любу отпустил пораньше, но тебя чаем с удовольствием напою. Или кофе, по-городскому?

– Спасибо. Беспокоиться не стоит, домой тороплюсь, пока совсем не стемнело.

– Что ж, значит, в другой раз почаевничаем. Велосипед в кладовке стоит. Держи ключ. – Он протянул мне ключ, достав его из ящика стола. – Шины подкачал, тормоза в порядке.

– Спасибо, – сказала я.

Кладовкой он называл узкую комнату, в которую можно было попасть с крыльца. Выкатив велосипед, я прислонила его к стене дома и вернулась к Константину Егоровичу вернуть ключ.

– Удачи, – сказал он на прощанье, и я кивнула в ответ. Спустилась к тропе, повесила сумку через плечо, рюкзак пристроила на багажнике и покатила по тропинке, мысленно усмехаясь вдруг нахлынувшей радости. Чувство такое, что мне снова шестнадцать.

– Размечталась, – буркнула я.

Моему сыну уже на два года больше, но это моей радости отнюдь не уменьшило. Метров через пятьсот была развилка, едва заметная. Дорога уходила влево. Прямо по утоптанной тропе, которую хорошо было видно даже в темноте, я приехала бы в село, ответвление влево вело на хутор к дому бабки. Теперь этой тропкой почти не пользовались, но я могла бы проехать здесь и с закрытыми глазами, а делать крюк, направляясь сначала к селу, а оттуда уже на хутор, не хотелось.

Сворачивая, я бросила взгляд на тропу, что теперь осталась справа. Где-то впереди мелькнул светлый плащ девушки, или мне только показалось? Но эта мысль недолго занимала меня. Я крутила педали, ожидая того момента, когда лес кончится и я окажусь на открытом пространстве вершины холма, а чуть ниже появится крыша бабкиного дома.

От ручья поднимался туман, и в рано наступившей темноте дом с холма я не увидела, только угадывала его присутствие, но все равно замерла ненадолго и сказала громко:

– Ну, здравствуй!

Теперь тропа шла вдоль ручья. Говорят, еще лет семьдесят назад это была настоящая река, по ней даже баржи ходили. Во времена моего детства здесь еще можно было купаться. Дальше за поворотом большой омут. Если верить злым языкам, там мой прадед утопил свою жену, мою прабабку, чтобы жениться на богатой вдовушке. Правда, от Агнес я слышала другую версию. Когда-то здесь была мельница, принадлежавшая прадеду, которого в здешних краях до сих пор звали Старым мельником, хотя этот свет он покинул давным-давно; так вот, прабабка помогала ему в работе и случайно упала с высокого настила в воду. Плавать она не умела и камнем пошла ко дну. Мельник ее вытащил, но спасти не сумел.

Как бы то ни было, но на богатой вдовушке он женился, не прошло и полугода. А мой дед – который в местном фольклоре фигурировал как Молодой мельник – был уверен, что мать погибла не случайно, и затаил на отца лютую обиду.

Купаться здесь боялись, потому что не раз по ночам видели утопшую мельничиху, почему-то с веревкой на шее. Она заманивала простаков на самую глубину и безжалостно с ними расправлялась. Счет жертв шел на десятки, но ни одного конкретного имени не называлось. Так что в расчет эту часть эпоса я всерьез не принимала. Хотя Марта как-то рассказывала, что к ней прибежала соседка, бледная до синевы, и, заикаясь, твердила, будто видела рядом с омутом старую мельничиху. Та ухмылялась и звала ее за собой, между делом сообщив о неисчислимых бедствиях, которые вот-вот обрушатся на здешние края. Было это в августе тридцать девятого года, всего за несколько дней до начала Второй мировой.

В тишине я слышала журчание воды, течение здесь всегда было сильным. В этот момент впереди что-то мелькнуло, сгусток темноты на фоне ночного неба. Я невольно насторожилась, пока еще не догадываясь, что это может быть. И тут же пришел не страх, а, скорее, беспокойство, потому что на тропе, вне всякого сомнения, стоял человек. Судя по всему, мужчина. Я уже подумывала, а не повернуть ли назад, но для начала крикнула:

– Эй! Кто здесь?

В ответ что-то быстро и неразборчиво залепетали, а я с облегчением вздохнула. Юрис, местный дурачок. Парню было уже лет тридцать, говорил он плохо, лет с шести болтался по округе, его мать, вечно занятая работой, была уверена: Юриса здесь все знают и ни у кого рука не поднимется обидеть беднягу.

– Юрис, – позвала я, и он заковылял мне навстречу.

Ходил он сильно раскачиваясь, перегнувшись вперед. Вообще-то звали его Павлом, но слово «Юрис» он повторял особенно часто, поэтому уже много лет иначе его никто не называл.

– Ты чего здесь бродишь? – спросила я, не рассчитывая, что он меня узнает. – Напугал.

Юрис разулыбался, дотронулся до моей руки и радостно загукал.

– Я – Анна, – сказала я. – С хутора.

Он кивнул, однако вовсе не факт, что понял, о чем я.

– Идем, – позвала я и поехала дальше, стараясь двигаться помедленнее.

Юрис бежал за мной, размахивая руками. Однако очень скоро топот ног за спиной стих, я повернулась, чтобы узнать, что там с парнем, но на тропе никого не обнаружила.

– Юрис! – позвала громко. Тишина.

Ни шагов, ни иных звуков, ничего, что бы говорило о его присутствии неподалеку.

– Куда ж ты подевался? – пробормотала я.

Парень наверняка знает округу даже лучше, чем я. Хотя странно, что мать отпускает его в такое время. Впрочем, сейчас только половина десятого. Я позвала Юриса еще несколько раз, вглядываясь в темноту, и поехала к хутору.

Оставалось лишь подняться на небольшой пригорок, и вскоре впереди возникла темная громада дома. Возле ворот я затормозила, открыла калитку, придерживая велосипед рукой. Поднявшись на крыльцо, долго возилась с ключами и наконец вошла в просторные сени. Нащупала выключатель, раздался щелчок, но света не было. После смерти Стаса электричество на всякий случай отключили.

Вспомнив, что в мобильном есть фонарик, я отправилась к электрощитку, здесь же, в сенях, и через минуту свет вспыхнул, заставив меня на мгновение зажмуриться.

Я не торопясь огляделась, как будто видела все в первый раз. Полы в сенях земляные, теперь они, скорее, напоминали цемент. Дом построен полтора века назад, знающие люди утверждали, что он простоит еще столько же. Выходит, раньше действительно строили на века. Полы застелены полосатыми половиками. Вряд ли интерьер здесь особенно изменился за последние сто лет. Большой сундук слева, где когда-то хранили продукты, рядом шкаф и длинная скамья. Пока в дом не провели воду от колодца, что во дворе, здесь стояли ведра. Я это еще помню.

Я подошла к дубовым двустворчатым дверям. Они тоже оказались заперты. Я вновь принялась возиться с ключами.

Стаса нашли сидящим за столом в кухне. Когда он не явился на укол, фельдшер забеспокоилась и позвонила ему (от мобильного Стас отказался, но домашний телефон был здесь с давних пор). На звонок Стас не ответил, и фельдшер сообщила об этом участковому. Преимущество жизни в таких местах, как это: без внимания тебя не оставят. Через пятнадцать минут участковый входил в дом. Стас к тому моменту был мертв уже несколько часов.