Анна и Сергей Литвиновы - Брат ответит

– Штук десять я нужным людям раздам, – деловито произнесла Антонина Валерьевна, – а остальные ты забирай.

– Зачем они мне?

– Артистов своих сводишь.

– Да они не выдержат «Баядерку»! Сложный, длинный балет.

– Ты что, не понимаешь? Они должны сходить.

– Ну, пусть идут с родителями!

– Нет. Тут дело практически политическое. Они должны быть со своим постановщиком. С тобой.

– А что я делать буду, если хотя бы один – в незнакомой обстановке – мне истерику устроит?! Во время спектакля?!

– Брось. Они тебя слушаются.

И повесила трубку.

«Вот мне радость! – сердито думала бывшая балерина. – Еще недавно сама танцевала, а теперь инвалидов выводить. Да еще в партер, всей труппе на смех».

Но спорить с Антониной Валерьевной – в Центре все знали – категорически нельзя. Поэтому Ольга немедленно прекратила занятие по растяжке и побежала составлять список. Надо взять самых спокойных.

Ярик – девушка, конечно, понимала, что подросток в нее влюблен – в число благонадежных не входил. Но она решила рискнуть. Все-таки солист и по натуре обидчивый. Парень обрадовался, но попросил:

– Федя. Не говорить.

– Почему?

Он взглянул жалобно:

– Смеяться.

– Ладно, – улыбнулась она.

Впрочем, обзванивала родственников Ксюша, и что конкретно надо сказать Федору, Ольга уточнить забыла.

Мучиться в метро не пришлось – Центр выделил микроавтобус. Пока ехали, балерина надрывала голос, рассказывала, что нельзя. В конце спича непедагогично пообещала:

– Кто будет блажить – лично врежу. Линейкой по икрам.

Все ее сегодняшние подопечные балетом занимались и болезненный удар знали. Поэтому в театре вели себя поскромнее обычных школьников, что шуршали во время действия фольгой шоколадок и подглядывали в телефоны.

Во втором действии Оля позволила себе расслабиться. Никию танцевала одна из самых неприятных солисток, и когда та после укуса змеи билась в конвульсиях, отставная балерина представляла, что более удачливая соперница по театральным подмосткам умирает в реальности. (А ее собственные танцоры принимали спектакль за правду и дружно всхлипывали.)

В последнем антракте Ольга повела свою команду в парадный зал. Показала ребятам, насколько прихотливо разрисован здесь потолок. Аутисты обожают разглядывать узоры, и воспитательница думала ненадолго отвлечься, самой понаблюдать за толпой.

И вдруг услышала:

– Сдохни, гадина!

Вздрогнула, резко обернулась.

За спиной – молодая, хорошо одетая пара. Девушка в коктейльном платье, парень в костюме. Оба смотрят с удивлением: что, мол, дергаешься?

– Вы что-то сказали? – обратилась Ольга к молодому человеку.

Тот обернулся к своей спутнице, развел руками.

Девица желчно молвила:

– О чем нам с вами говорить?!

И потянула спутника прочь.

Оля растерянно смотрела им вслед. Послышалось? Но парень вдруг на долю секунды обернулся. Резким движением провел ребром ладони по шее – мол, зарежу. И снова ласково склонился к зазнобе.

Балерину начала колотить дрожь. Подошла к своим танцорам, очень фальшиво и бодро спросила:

– Ребята, вы не устали? Третье действие длинное. Может, домой пойдем?

– Нет! Нет! – дружно возмутилась группа.

И снова хлюпала носами, когда Солор безнадежно пытался поймать тень своей погибшей возлюбленной. А Ольга чувствовала, как весь страх, что копился с четырех лет и лишь ненадолго ее отпустил, навалился с новой, сокрушительной силой.

Всю ночь она не спала.

Когда в шесть утра приехал Георгий, чемоданы были уже собраны.

Ольга попросила жениха купить билеты на одиннадцатичасовый «Сапсан» до Питера. Потом позвонила квартирной хозяйке, сказала, что съезжает сегодня. Затем побежала в Центр. К Антонине Валерьевне идти не решилась – оставила заявление Ксюше.

В три пополудни они уже были в Питере. Гулять по Северной столице не стали – сразу пересели на «Ласточку» и отправились в Псков.

Гоша всю дорогу переживал, что Оля испугается его убогого домика, суровой бабушки, трех громадин – борзых собак. Но невеста заверила, что с ним она больше никого и никогда бояться не будет.

Римма

Нет ничего в мире лучше горячего душа. Я включила абсолютный кипяток, но все равно пару минут меня продолжала бить дрожь. А потом – наступила полная эйфория. До чего приятно возлежать после трудного дня под пушистым одеялом на мягких простынях! Ощущать свое тело теплым, чистым и (чего зря скромничать) красивым! Щипать виноград из вазы с фруктами. И смотреть в приглушенном свете торшера трогательный индийский фильм на огромном экране.

Я чувствовала себя великолепно. Фигурант найден, задание выполнено, затраты минимальны. Чего еще можно желать?

Единственно, Ольгин рассказ – о дохлой крысе под дверью, об угрозах – меня слегка взволновал.

Впрочем, чего теперь за нее беспокоиться? Балерина сбежала, находится в семистах километрах от Москвы, под охраной жениха, суровой старухи и трех борзых собак.

Деревню Прасковичи накрыла тьма, но оказалась она не такой черной, как в это же время в Москве. Чувствовалось, что Питер с его белыми ночами неподалеку. Терпеть не могу спать, когда в комнате светло. Я на секунду выпрыгнула из постели, задернула плотные шторы. Теперь все готово к тому, чтобы не выбираться из кровати как минимум ближайшие десять часов. Устала и заслужила. Даже волосы укладывать не буду. Ногти у меня сейчас синие с черной окантовкой, под такой окрас живописный беспорядок на голове очень даже пойдет.

Индийские страсти на экране медленно, но верно нагоняли зевоту, я взяла пульт и никак не могла решить, что делать дальше. Погонять каналы еще или просто выключить телевизор? А может, позвонить Федору? Похвастаться своими успехами? Или пока промолчать? Вернуться в Москву, пригласить в офис и предъявить ему Ольгино письмо?

Но тут сомнения разрешились сами собой. Зазвонил мобильник. Мой заказчик, легок на помине. Уверенный в себе парень. Не стесняется дергать в десять вечера.

Я отозвалась – нарочито бодрым голосом:

– Алло.

– Римма, вы где? – Его голос звучал сипло, почти панически.

– В Прасковичах, – ляпнула я.

– Это что такое? – растерялся он.

– Деревня. Под Псковом, – отчиталась я.

И страшно на себя разозлилась. Паша всегда меня учил, что не надо выдавать лишнюю информацию. Но я никак не могла избавиться от бэкграунда секретарши: спрашивают – надо отвечать.

Федор, к счастью, не расспрашивал, зачем меня понесло в Псков. Даже, по-моему, вообще информацию не воспринял. Убитым тоном произнес:

– У вас телевизор рядом?

– Да.

– Включите.

– Зачем?

– А вы что, ничего не знаете еще?

Мне показалось – не прошибаемый на вид паркур-мастер на грани истерики.