Уильям Лэндей - Защищая Джейкоба

Я захлопнул телефон. Мне очень хотелось что-то сказать Рифкину, «до свидания» или «удачи» или еще какую-нибудь прощальную белиберду. Что-то подсказывало мне, что он прав и это действительно прощание. Но он не желал ничего слушать. Это недвусмысленно читалось в его позе. Он уже назначил меня на роль злодея. Возможно, конечно, ему было известно больше, чем мне.

Я оставил его стоять посреди зеленого поля и поехал в Кембридж с осознанием собственного поражения. Я смирился с тем фактом, что дело у меня заберут, но мне с трудом верилось, что эта инициатива исходила от самого Рифкина. Нет, его явно кто-то науськал, возможно Лоджудис, который так настойчиво капал на мозг генеральному прокурору, что в конце концов взял верх. Что ж, ладно. Меня снимут из-за конфликта интересов, это чистой воды формальность. Меня переиграли, вот и все. Это всего лишь подковерная борьба, а я никогда не принимал в ней никакого участия и принимать не желал. Что ж, Лоджудис получит свое громкое дело, а я займусь новым расследованием, новым трупом, новым делом. Я все еще в это верил, то ли по глупости, то ли пребывая в плену иллюзий, то ли пытаясь убедить в этом самого себя. Все еще не догадывался о том, что меня ждет. Не было никаких улик, указывающих на Джейкоба, – ни та девочка из школы с ее секретом, ни их одноклассники, сплетничающие на «Фейсбуке», ни даже нож были не в счет. В качестве улик это все не годилось. Любой мало-мальски грамотный адвокат камня на камне от них бы не оставил.

Перед входом в здание суда меня поджидали ни много ни мало четверо полицейских в штатском. Я узнал в них ребят из ОПБП, но хорошо знаком из них всех был только с одним, детективом по имени Мойнихен. Точно Преторианская гвардия, они препроводили меня через вестибюль в крыло, где размещалась прокуратура, а потом по коридорам, полупустым по случаю воскресенья, довели до углового кабинета Линн Канаван.

Там за длинным столом сидели трое: сама Канаван, Лоджудис и парень из пресс-службы по имени Ларри Сифф, чье постоянное присутствие при Канаван на протяжении примерно последнего года было печальным признаком перманентной предвыборной кампании. С Сиффом у меня никаких личных счетов не было, но мне претило его вторжение в священный процесс, которому я посвятил всю жизнь. Обыкновенно ему не нужно было даже ничего говорить, одно его присутствие означало неминуемые политические последствия.

– Садись, Энди, – предложила окружной прокурор Канаван.

– Линн, ты в самом деле полагаешь, что все это было необходимо? Что, по-твоему, я должен был сделать? Сигануть в окно?

– Это ради твоего же блага. Ты сам знаешь, как это бывает.

– Что – это? Я что, под арестом?

– Нет. Мы просто обязаны быть осторожны. Люди в стрессе могут реагировать непредсказуемо. Нам не нужны сцены. Ты на нашем месте поступил бы точно так же.

– Неправда. – Я опустился на стул. – Ну и из-за чего я должен испытать стресс?

– Энди, – начала она, – у нас плохие новости. По делу Рифкина. Отпечатки пальцев на толстовке убитого… они принадлежат твоему сыну Джейкобу.

Она придвинула ко мне отчет судмедэксперта.

Я пробежал его глазами. Это было заключение судебно-медицинской лаборатории полиции штата. Экспертиза установила совпадение по дюжине контрольных точек между отпечатком пальца неизвестного, обнаруженным на месте преступления, и одним из отпечатков из дактилоскопической карты Джейкоба, в то время как для того, чтобы считать принадлежность отпечатка достоверно установленной, требовалось совпадение по стандартным восьми точкам. Это был большой палец правой руки: Джейкоб схватил жертву за расстегнутую полу толстовки, оставив четкий отпечаток на вшитом изнутри в шов ярлыке.

Совершенно озадаченный, я произнес:

– Я уверен, этому есть какое-то объяснение.

– Наверняка.

– Они ходили в одну школу. Джейкоб учился с ним в одной параллели. Они были знакомы друг с другом.

– Да.

– Это еще не означает…

– Мы знаем, Энди.

Они смотрели на меня с жалостью. Все, кроме полицейских помоложе, стоявших теперь у окна, которые не знали меня и потому могли с чистой совестью презирать, как презирали бы любого другого плохого парня.

– Мы отправляем тебя в оплачиваемый отпуск. Тут есть отчасти и моя вина: с самого начала было ошибкой поручать тебе это дело. Эти ребята, – она кивнула на полицейских, – проводят тебя в твой кабинет. Можешь забрать свои личные вещи. Никаких документов, никаких папок. К компьютеру не приближаться. Результаты твоей деятельности – собственность конторы.

– Кто будет вести дело вместо меня?

– Нил.

Я улыбнулся. Ну, разумеется.

– Энди, у тебя есть какие-то возражения против того, чтобы это дело расследовал Нил?

– А что, Линн, мое мнение имеет какое-то значение?

– Возможно, если ты сможешь его обосновать.

Я покачал головой:

– Нет. Пусть забирает. Я настаиваю.

Лоджудис отвел глаза, избегая встречаться со мной взглядом.

– Вы его арестовали?

И вновь глаза присутствующих забегали по сторонам, лишь бы не смотреть на меня.

– Линн, вы арестовали моего сына?

– Нет.

– Вы намерены это сделать?

– Мы не обязаны вам это сообщать, – встрял Лоджудис.

Канаван вскинула руку, чтобы утихомирить его.

– Да. Учитывая обстоятельства, у нас просто нет выбора, – сказала она.

– Обстоятельства? Какие еще обстоятельства? Вы что, думаете, что он сбежит в Коста-Рику?

Она пожала плечами.

– Ордер на арест уже выписан?

– Да.

– Линн, даю тебе слово, он явится сам. Не нужно его арестовывать. Ему не место в тюрьме, даже на одну ночь. Он никуда не сбежит, ты же знаешь. Он мой сын. Линн, он мой сын. Я не хочу, чтобы его арестовывали.

– Энди, пожалуй, всем будет лучше, если ты какое-то время не будешь появляться в здании суда, – посоветовала окружной прокурор, отмахнувшись от моих мольб, как от дыма. – Пусть все уляжется. Хорошо?

– Линн, я прошу тебя, как друга прошу, в качестве личного одолжения: пожалуйста, не арестовывай его.

– Энди, дело серьезней некуда.

– Почему? Я не понимаю. Из-за отпечатка? Одного-единственного паршивого отпечатка? И все? Там должно быть что-то большее. Скажи мне, что там что-то большее.

– Энди, я советую тебе нанять адвоката.

– Нанять адвоката? Я сам адвокат. Скажи мне, почему ты так поступаешь с моим сыном. Ты рушишь мою семью. Я имею право знать почему.

– Я всего лишь действую в соответствии с уликами, и ничего более.

– Улики указывают на Патца. Я же тебе говорил.

– Энди, ты не все знаешь. Совсем не все.

До меня не сразу дошел смысл ее слов. Впрочем, на это ушло всего лишь мгновение. Я сложил карты и принял решение, что с этой минуты они ничего больше от меня не узнают.