Алистер Маклин - Два дня и три ночи

Дэвис взял люгер, проверил магазин и вышел. Конечно, в случае внезапного нападения он прикроет меня. Но оба мы понимали, что поединок со всеми пиратами мира – пустяк по сравнению с тем разговором, который мне сейчас предстоит.

Я вытащил из фальшивого мотора два изолированных кабеля питания, соединил их острыми, как пила, пружинными зажимами с аккумуляторами, надел наушники, включил устройство автоматического вызова и замер в ожидании. Частота, на которой я должен работать в эфире, была подобрана и отрегулирована так, что ни один любитель-коротковолновик не смог бы на нее выйти.

Через минуту замигала красная лампочка приемника. Я повертел ручку точной настройки, пока интенсивный зеленый свет не залил глазок индикатора.

– Я Центр, Центр...

– Здравствуйте, я Каролина, мне нужно поговорить с командиром.

– Прошу подождать.

Значит, дед еще спит. Жаль. Сейчас его вытащат из постели, и настроение у него с самого начала будет соответствующее. Прошло три минуты.

– Здравствуйте, Каролина. Я Анабелла.

– Здравствуйте. Мои координаты 425,213.

Этих отметок не было ни на военных, ни тем более на гражданских картах. Они существовали только на восьми специально отпечатанных экземплярах, один из которых был сейчас у меня, а другой – у деда Артура.

– Я слушаю вас, Каролина. Докладывайте.

– Вчера вечером я нашел пропавший корабль. Шесть – восемь километров от места, где я сейчас нахожусь. Я был на его борту.

– Где вы были?

– Я был на его борту. Прежняя команда корабля исчезла. Новая команда – гораздо меньше.

– Вы нашли Бетти и Дороти?

Наши передатчики проходили сквозь специальную систему различных электронных преобразователей звука, делающих бесполезной всякую попытку разобрать членораздельные слова в потоке ничего не значащего бульканья, кваканья и прочей белиберды. Но дед Артур был человеком старой закваски, он запрещал называть в эфире фамилии и требовал использования псевдонимов. В этот раз для пущей секретности он выбрал женские имена, первые буквы которых соответствовали нашим. Таким образом, сам дед Артур был Анабеллой, Кэлверт – Каролиной, Дэвис – Долорес, а Бейкер и Дельмонт – Бетти и Дороти. В целом это звучало очень лирично, почти как перечисление циклонов в бассейне Карибского моря.

– Да, я нашел их. – Глубокий вздох резанул мне легкие. – Они не вернутся домой, Анабелла.

– Не вернутся... – повторил он почти неслышно.

Пауза была долгой. Мне даже показалось, что связь прервана, но в этот момент издалека донесся лишенный выражения голос:

– Я предупреждал вас, Каролина.

– Да, вы предупреждали.

– Что с кораблем?

– Он ушел.

– Куда?

– Не знаю. Возможно, на север.

– Что значит «возможно»?!

Дед Артур никогда не повышал голоса. Тем более на подчиненного. Тем более в эфире. Но сейчас он нарушил все три табу одновременно.

– Что значит «на север»? В направлении Исландии? Или к норвежским фьордам? Теперь они могут перебросить груз на любой корабль в Атлантике или в Баренцевом море! Это миллионы квадратных миль! Вы потеряли корабль! Сколько потрачено усилий, времени, денег! Как детально разработаны планы! Все напрасно. Вы потеряли корабль!

Насчет скрупулезно разработанных планов мог бы промолчать – их разрабатывал я сам.

– И вы потеряли Бетти и Дороти.

Он снова употребил псевдонимы. Значит, взял себя в руки. Но мне от этого не легче.

– Да, Анабелла, я потерял Бетти и Дороти. Но это еще не все. Дело обстоит еще хуже. Вы в состоянии меня выслушать? – Кажется, я и сам готов был разозлиться.

– Я слушаю вас, Каролина.

Отчет об утреннем визите таможенников на «Огненный крест» вполне походил на развязку греческой трагедии. Дед Артур выступил в финале в качестве хора:

– Вы потеряли корабль! Вы не уберегли Бетти и Дороти! По вашей милости противник демаскировал нашу базу! Секретности, которая гарантировала успех, больше не существует. В этой ситуации продолжение оперативных действий теряет всякий смысл. Я приказываю вам в девять вечера явиться в мое бюро. Прошу передать Долорес мой приказ – вести судно в порт.

– Да, адмирал. – К черту эти идиотские псевдонимы! – Мне нечего сказать. Я подвел вас. Я готов принять любое наказание.

– Сегодня в девять вечера, Каролина. Я жду.

– Вам придется долго ждать, Анабелла.

– Что это значит?

Холод и презрение, проскользнувшие в его голосе, были невыносимы. Горло перехватила судорога отчаяния, гораздо более чувствительная, чем объятия Дюрана. И все же я должен был испить эту чашу до дна.

– Тут не аэродрома. Корабль из Глазго прибудет через три-четыре дня. Шторм усиливается. Уже сейчас лодку невозможно вывести за волнорез. Короче, мы здесь заблокированы.

– Вы считаете меня идиотом? Сейчас же сойти на берег! Ровно в двенадцать вас примет на борт вертолет спасательной службы. А в девять вечера – у меня.

Это было даже соблазнительно – подчиниться деду Артуру, уже через несколько часов встретиться с ним и еще через несколько минут послать его к черту, чтобы впервые в жизни почувствовать себя свободным человеком. Но я помнил о Бейкере и Дельмонте.

– Я прошу у вас двадцать четыре часа, Анабелла.

– Не отнимайте у меня время. До свидания.

– Я очень прошу вас, адмирал.

– Не смешите меня. Выполняйте приказ. До свидания.

– До свидания... Но я очень удивлюсь, если наше свидание состоится.

Я выключил микрофон, зажег сигарету и стал ждать. Ему понадобилось полминуты, чтобы послать вызов. Я заставил его подождать столько же и снова включил микрофон.

Что-то произошло во мне в ту минуту. Теперь я был спокоен. Жребий брошен, и плевать я хотел на любые последствия.

– Каролина, это вы?

– Да, это я.

– Что вы сказали?

– "До свидания". Вы попрощались, и я тоже ответил «до свидания».

– Я не советую вам шутить со мной. Вы сказали...

– Если вы все же собираетесь выслать за мной вертолет, позаботьтесь, чтобы рядом с пилотом сидел полицейский. Еще лучше – взвод. Вооружите их до зубов. Но предупредите перед вылетом, что сохранность зубов не гарантируется. Предупредите их, что им придется похитить опасного маньяка, имеющего в кармане люгер и умеющего им пользоваться. Еще обязательно скажите им, что ваши распоряжения противозаконны, так как я не совершил никакого преступления, а значит, буду действовать в целях самообороны. Судить потом будут не меня, а вас. Кроме того, прошу принять к сведению, что я больше не считаю себя вашим подчиненным. Один из пунктов моего контракта однозначно гласит, что в случае, если я не принимаю непосредственного участия в операции, мне предоставляется возможность расторгнуть договор. Вы вызываете меня в Лондон. Следовательно, операция отменена. Следовательно, прошу принять мою отставку. Вы получите официальное уведомление ближайшей почтой. И еще. Бейкер и Дельмонт для вас не более чем подчиненные. Я дружил с ними много лет, с тех самых пор, когда мы вместе начали работать на вас. Может быть, вам трудно это понять, но мы были не просто сослуживцами: каждый из нас стал частью чего-то общего... Так что, если вы решили сыграть роль неумолимого судьи и обвинить меня в их смерти – прошу покорно. Но не забывайте, что все мои просчеты в этой операции случились с вашего одобрения и при вашем участии. Можете собирать присяжных, но судить меня вам придется заочно. Я не хочу терять последний шанс спасти операцию. Вы оставляете меня одного, и я готов остаться один. До свидания.