Алексей Биргер - Смерть воды и огня (Богомол - 2)

Эта квартира сразу пришла ей на ум, и она заранее воспроизвела её в памяти в мельчайших деталях. Потом она выяснила, тихим и окольным путем, что как раз на нужные дни художница уезжает в Оренбург. Два дня назад она побывала в доме, проникла на черный ход через чердаки - сперва по чердаку выселенной пристройки, утыкавшейся в захламленный двор с гаражами и путаными выходами к Яузе, потом по чердаку соседнего дома, прилепившегося боком к дому художницы, и уж под конец нашла лестницу к черным дверям того подъезда, в котором находилась нужная ей квартира. Обследовав дверь черного хода, она убедилась, что запор хреновый, и что его можно будет открыть даже не отмычкой, а обыкновенной булавкой.

Найдя булавку у себя в сумочке, она проникла в квартиру, через кухню прошла в большую "рабочую" комнату с тремя окнами, все на улицу. Можно было бы и не делать этого - но она хотела убедиться, что помнит квартиру хорошо, вплоть до того, где половицы скрипят, а где нет. И вообще, лучше все лишний раз прорепетировать, чтобы во время её "премьеры" не было оплошностей и накладок.

Было уже темно, а свет она, естественно, не зажигала. Странный вид имели во тьме законченные и не законченные марионетки! Даже ей стало немного не по себе. Посреди стола красовалась жуткая кукла - Старая Графиня в кресле-качалке. Художница делала её к спектаклю по "Пиковой даме".

Она чуть задела стол, и старуха стала слегка раскачиваться в своем кресле. Блестящие глаза-пуговки глядели невидящим и немигающим взором, худое изможденное личико было мертвенно бледным, жидкие седые пряди выбивались из-под кружевного чепца и подрагивали в ритм покачиванию. Бледные, костлявые, похожие на усохшие птичьи лапы руки старухи крепко вцеплялись в подлокотники кресла... Да, такая Графиня вполне могла явиться после смерти, чтобы посмеяться над своим убийцей и отомстить ему!

Она затаила дыхание и ждала, пока кресло не остановилось. Во всех нас, даже самых бесчувственных и суровых, живут где-то в глубине атавистические остатки детского испуга перед страшными куклами. И перед куклами вообще перед неживым, пародирующим живое, перед пластмассой и краской, имитирующими чувственную красоту, будь то советская красота пышных, ядреных Зин и Нин в цветастых платьицах или американская красота длинноногой Барби.

Ей померещилось, будто Графиня нашептывает ей: "Смотри... Смотри... Вот какая судьба тебя ожидает..."

Отогнав дурные мысли и предчувствия, она подошла к окнам, поглядела на улицу. Да, вход в ресторан как на ладони. Как следует изучив диспозицию и выбрав лучшее место, чтобы ждать в засаде, она удалилась.

В ту ночь ей снилось, будто она сидит со снайперской винтовкой у открытой форточки темной комнаты, а ожившая Старая Графиня неслышно встает с кресла, неслышно подкрадывается и когтит её сзади своими худыми ручками такими маленькими, и при этом такими сильными, такими стальными, что она чувствует, как у неё начинают трещать позвонки, но при этом ничего не может сделать...

Утром она посмеялась над этим кошмаром, и больше не вспоминала о нем.

Теперь она проникла в квартиру так же, как в прошлый раз, устроилась у приоткрытой форточки - хорошо, что форточки открывались вовнутрь, и с улицы, особенно в сумерках, было совершенно не заметно, открыта форточка или нет - достала из-под длинной дубленки составные части легкой снайперской винтовки, собрала винтовку и стала ждать.

Ей припомнился эпизод с цыганкой, и она невольно улыбнулась. На цыганке она чуть-чуть проверила свою силу, свою готовность к любым неожиданностям, свою способность совладать с любой ситуацией и любым человеком... Свою заряженность на результат, так сказать, степень наполненности своего тела и духа обновленной силой, подобно тому, как кувшин наполнен свежей водой.

Да, она готова. И цыганка несла всякую чушь, в точности то, что она предполагала услышать. И все-таки... Слова цыганки её немного смущали и выбивали из колеи. Конечно, эти цыганки - психологи что надо, им достаточно мимолетного жеста, легкой неуверенности или заминки, чтобы понять, где у заарканенной жертвы слабое место, в которое лучше всего бить. А каждое удачное попадание подсказывает, куда направить следующий, более прицельный выстрел, пока жертва не поверит, что цыганка действительно "видит" и прошлое, и будущее. Но уж больно точно она попала несколько раз! И когда говорила об убийствах, про "руки по локоть в крови", и о кое-чем другом... Так, может, то, что она говорила о близком свидании, о неожиданной счастливой развязке, которая родится из неудачи сегодняшнего вечера - тоже правда?

Да нет! - усмехнулась она. Неудачи быть не может. Не должно. А цыганка... Ты ещё на кофейной гуще гадать начни, или лепестки и ромашек обрывать, ехидно одернула она себя.

И насторожилась. У тротуара возле ресторана затормозил роскошный "мерседес". Из "мерседеса" выбрался здоровый мужик, малость обрюзгший, поглядел на часы, шагнул к дверям ресторана...

И тут...

Еще до того, как нажать на курок, она поняла, что её постигла неудача - та неудача, которой не должно было произойти! Да, мужик рухнул на тротуар - но где же тот, второй, который должен быть с ним - ради которого он пренебрег всеми мерами безопасности?

От дверей ресторана послышались испуганные крики, басовитый мужской хор с легким опозданием перекрыл истошный женский визг. Бледный как смерть швейцар метнулся к телефону-автомату, стоявшему в холле, трясущимися руками стал вызванивать милицию. Да, двери ресторана оставались открытыми, и то, что происходило в освещенном холле, ей было видно абсолютно ясно.

Какие-то зеваки уже глазели на окровавленное тело, валявшееся на тротуаре у самых дверей - глазели, пугливо прижимаясь к стенам, будто и рады бы убежать. Но любопытство сильнее ужаса.

Делать нечего, ей было пора уходить. Она быстро разобрала снайперскую винтовку на составные части, сложила в свою наплечную сумку - на вид небольшую и изящную, хотя на самом деле довольно вместительную - и, выскользнув на черный ход, стала подниматься на чердак...

Теперь для неё главное - самой не стать добычей.

ГЛАВА ВТОРАЯ

- Да ещё и погода нелетная!.. - с шутливым раздражением заметил Игорь, подойдя к окну созерцая снег с дождем, обрушившиеся в этом году внезапно как никогда.

Он имел в виду старый, с бородой, анекдот про два кирпичика: летят они, летят, и один говорит другому: "Ой, и холодно, и ветер, и вообще погода нелетная..." Второй отвечает: "Ничего, главное, чтобы человек был хороший." "Хорошими людьми" мы называли наших клиентов, поскольку благодаря им имели работу и кусок хлеба. После августовского "обвала", когда многие разорились, а курс доллара воспарил до небес, число клиентов заметно поубавилось. Нет, совсем без работы мы не сидели - ведь Игорь, уйдя из ФСБ на вольные хлеба и создав свое детективное бюро, сохранил все старые связи и всегда мог заручиться помощью бывших коллег, если дельце оказывалось слишком крепким орешком. И те, кто обращался к нам, отлично это знали. Поэтому услуги Игоря и стоили так дорого: он мог дать такие гарантии успеха, которые многие другие предоставить были не в состоянии. Ну, и, естественно, Игорь щедро рассчитывался за услуги с друзьями и приятелями, оставшимися сидеть на "царевой службе". Не обязательно деньгами. Часто тем, что он называл "взаимным доверием". Что такое это "взаимное доверие", я начал очень хорошо понимать ещё в мае, во времена моего первого дела. Если бы не обязательства Терентьева перед Поваром - то бишь, перед генералом Пюжеевым, могучим "серым кардиналом" его бывшей организации - то все могло бы обернуться совсем иначе.