Наталья Андреева - Пробка

— Идет, — улыбаясь, ответила Алина. — Как только ты найдешь время, мы во всем разберемся. Кому, что и сколько причитается.

— Значит, ты согласна на развод? — радостно спросил Михаил.

— А есть смысл препятствовать? Чтобы ты понял, как я к тебе отношусь, я пойду тебе навстречу. Сделаю все так, как ты скажешь.

— Я всегда знал, что ты — умница! — с чувством сказал Одинцов.

— Так может, еще передумаешь? Останешься с умной женщиной, которая тебя понимает и знает, что тебе надо?

Михаил нахмурился:

— Знаешь, нет. Это серьезнее, чем ты думаешь. И мне надо заняться своим завещанием, раз все меняется. И в самом деле, пора разобраться с делами. — Муж поднялся и на прощание сказал: — Я приду поздно. Не провожай меня.

Провожать? Как только он ушел, Алина без сил опустилась на диван в гостиной. Ну вот и все. Мир рушится. Отдать его какой-то девчонке? Делить с ней дом, фирму, деньги? Она вспомнила ее округлые коленки, огромные голубые глаза, золотые локоны до плеч и подумала: ну, нет. Не выйдет, милочка! Алина Одинцова на беговой дорожке давно уже на голову выше всех. А что будет с твоими локонами и наивными голубыми глазами, всем известно. Это мы уже проходили.

Как раз накануне, прислушиваясь к шагам мужа в коридоре, она читала Агату Кристи. И теперь Алина вспомнила содержание одного романа. Надо сделать так, чтобы мужа считали сумасшедшим и чтобы его самоубийство ни у кого не вызвало сомнений. Особенно у его родных и «невесты», которые, вне всякого сомнения, будут претендовать на наследство. Надо поспешить. В квартире отца достаточный запас атропина. Ей хватит. Если понемногу добавлять лекарство, содержащее ядовитый сок белладонны, в пищу, через какое-то время Михаил Одинцов будет страдать галлюцинациями. А через месяц в его сумасшествии ни у кого не останется сомнений. Она привезет сюда его мать и сестру и покажет больного. А потом…

Что ж, выбора он ей не оставил. Чтобы план осуществился, надо прикинуться бедной овечкой. Войти с ним в контакт, усыпить бдительность. Она будет улыбаться, говорить, что на все согласна. Лишь бы он по-прежнему завтракал и ужинал дома. А потом…

Они молчали. Машина медленно двигалась вперед. Машинально Греков глянул на часы: пятый час, как они в этой проклятой пробке.

Нервы на пределе.

— Тебе это ничего не напоминает? — повторил вопрос Петров.

— Ты намекаешь на самоубийство Михаила Одинцова?

— Ведь ты же интересовался этим делом?

— Допустим, — медленно сказал Юрий Греков. И снова спросил: — Слушай, Петров, тебе не жарко? Снял бы ты куртку.

— Мне нормально. Спасибо за заботу, — усмехнулся Володя.

— А я вот задыхаюсь от жары, — пожаловался Греков.

— А может, это нервы?

— Может, и нервы. Постой… Это ты на что намекаешь?

— Ни на что. Мы вспомнили Одинцова. Я так полагаю, что ему тоже подмешивали атропин. А кто мог это сделать?

— Как это — кто? — со злостью сказал Юрий Греков и покосился вправо, на красный «ягуар». — Эта стерва, конечно!

— Ты имеешь в виду, Алину Одинцову? Его жену?

— Да!

— И давно ты это раскопал?

— Володя, ведь это ты написал отказ в возбуждении уголовного дела, — напомнил Юрий Греков. — Не нашел криминала.

— Уж очень было похоже на самоубийство. И показания родных это подтверждали. А токсикологическую экспертизу не проводили. Что же касается угла, под которым пуля вошла в висок, — и Володя выразительно посмотрел на Грекова, — то судмедэксперт не отметил в заключении отклонения от нормы.

— Значит, она дала взятку, — уверенно сказал Греков.

— Возможно… — Пауза. — Выстрел был произведен с близкого расстояния, здесь все чисто. Видимо, Одинцов спал, когда она вошла и приставила пистолет к его виску. Тогда стоит провести аналогию: Михаил Одинцов и Нина Грекова. И получается, что их обоих убили! Причем одним и тем же способом! Подмешивая в пищу одно и то же лекарство! Чтобы родственники приняли их за сумасшедших, за людей с неустойчивой психикой, которые способны на суицид, и не настаивали в возбуждении уголовного дела. Так какой напрашивается вывод?

— Это сделал один и тот же человек.

— Правильно! А раз ты утверждаешь, что именно Алина Одинцова отправила мужа на тот свет, значит…

— Значит, она и убила Нину.

— А братья Петуховы и тем более ее зять Николай здесь ни при чем, — закончил мысль Петров. — Они ее просто ограбили, уже после того, как она была мертва.

— Ну, это не смягчает их вину.

— В тебе говорит следователь.

— А в тебе кто? — агрессивно спросил Греков. — Влюбленный мужчина? Володя, ты слишком уж рьяно взялся за это дело.

— Зато ты закрываешь глаза на очевидные факты. Почему ты не сказал мне об Одинцовой? Что она убила мужа?

— Я не был в этом уверен, — замялся Греков.

— А ты в курсе того, что было между Алиной Одинцовой и твоей женой?

— Это в каком смысле?

— В смысле отношений. Я уже говорил тебе, что иногда забирал Нину из ночных клубов, — медленно сказал Володя. — Однажды Нина позвонила мне на мобильник. Она была не в себе. Рыдала. Умоляла срочно приехать и забрать ее. Назвала адрес. Было уже к полуночи. Я вскочил с постели, вывел машину из гаража и поехал в центр. Я подобрал ее на углу, метрах в двухстах от того заведения, адрес которого она назвала. Лил дождь, и Нина в легком платье, без зонта, вся дрожала от холода. Нина села ко мне в машину и начала рыдать. Суть ее бессвязных реплик была такова: как можно жестоко обмануться в человеке.

— Это она про кого? Про мужика, который сделал ей ребенка? Кстати, ты мне так и не рассказал. Кто он?

— А тут и рассказывать нечего, — осторожно сказал Петров. — Вроде бы он женат. Отец двоих детей. И между ними не могло быть ничего серьезного. Так, интрижка.

— Моя жена не была на такое способна, — покачал головой Юрий Греков. — На флирт, тем более на… интрижку, как ты говоришь. Она до двадцати девяти лет оставалась девственницей и говорила подругам: «Я лягу в постель только с тем мужчиной, который наденет мне на палец обручальное кольцо». Так оно и вышло. Она не могла переспать с мужчиной, поддавшись порыву страсти или из интереса. Только не Нина. Она ко всему относилась серьезно. Кому как не тебе это знать. Сколько лет ты к нам ходил, и что? Был намек на флирт? Вы хотя бы раз целовались?

— Она и долги не способна была потребовать, — усмехнулся Петров. — Раньше. А потом жестко сказала сестре: «Ваши долги — это теперь ваши проблемы».

— Откуда ты это знаешь?

— Нина повторяла при мне эту фразу неоднократно, словно бы ее кто-то научил. Дергал за веревочки, как марионетку, а она повторяла чужие фразы. Разговор зашел о долгах. Тогда же я узнал и о десяти тысячах, одолженных ею Антонине Дмитриевне.