Патриция Вентворт - Павильон

Если бы Джек так не надоел ей, если бы все не было так чертовски уныло, она послала бы его куда подальше! Дразнить ее другой девчонкой хотя бы в шутку?! Она с деланным чистосердечием сказала:

— Алтея на тебя и не посмотрит.

— Много ты понимаешь. Смотри, вот она — симпатичная девчонка, до смерти уставшая от инвалидки-матери, и вот я — тот, кто готов вывести ее в люди, сорить деньгами, развлекать. Да она запрыгает от радости!

Элла покачала головой. Она не даст ему чересчур размечтаться.

— Ты не ее поля ягода. К тому же есть парень, с которым она вроде бы была помолвлена, но ее мать все им испортила, он уехал за границу. А сейчас вернулся, и, похоже, у них все продолжается. Хотя непонятно, что он в ней нашел…

Фред засмеялся.

— Да ладно, это я так. При желании придумал бы, как его отсечь. Что плохого, если я получу этот дом?

— Не знаю, зачем он тебе нужен.

И на следующий же день, идя по Хай-стрит, Алтея обнаружила рядом мистера Уорпла. Он сказал: «Доброе утро», — и прежде чем она сообразила, что он делает, взял у нее сумку.

— Она слишком тяжелая для вас. Давайте я понесу.

Алтея напряглась.

— Благодарю вас, я сама…

Фред не дал ей закончить фразу. Сверкнув Зубами, Он сказал:

— Ну-ну, предоставьте это мне. Вы купили, ну а я отнесу. Не хотите же вы окриветь от тяжелой ноши? Как можно портить такую изумительную фигуру!

— Мистер Уорпл, пожалуйста, отдайте сумку.

Никто не назвал бы Фреда Уорпла чувствительным созданием, но он не переносил, когда его отвергали. С ворчанием он отдал сумку, но продолжал идти рядом, ничуть не обескураженный тем, что Тея на него даже не взглянула. После нескольких неудачных попыток завязать беседу он сказал: «Знаете, мисс Грэхем, я очень надеюсь, что вы обдумали мое предложение начет дома», — и на этот раз получил ответ:

— Нет, я о нем не думала. Мы не желаем продавать.

Она начала злиться — не только на мистера Уорпла, но и на агента мистера Джонса, который не имел права напускать его на нее. Их дом не числится в его списках, как и ни в чьих других, Мартину мать хотя бы дала предлог для визита Блаунтов, а Джонсу такого предлога никто не давал. Она покраснела от возмущения, и заранее пресекла дальнейшие реплики:

— Я не буду обсуждать этот вопрос ни сейчас, ни потом. Всего доброго! — Она отвернулась, как бы собираясь войти в здание почты, и… столкнулась с выходящим оттуда Николасом Кареем.

Наблюдая за их встречей, Уорпл почувствовал не столько разочарование, сколько раздражение. Она его отшила? Что ж, посмотрим, кто кого. Была у него одна удобная теория: все девушки любят жесткую игру, и их грубость — обнадеживающий знак. Они грубят, чтобы тебя раззадорить, а если при этом очень ласковы с другим, то это просто маневр — поймать тебя на крючок. Он увидел, как Николас Карей взял у нее из рук сумку, которую она не доверила ему, проводил их взглядом до угла Сефтон-стрит, где они вошли в кафе.

Николас сказал:

— В .мое время этого кафе не было. Давай займем вон ту кроличью клетку у задней стены. Последнюю, если в ней никого нет.

Эти закутки с зелеными занавесками действительно чем-то напоминали клетки для кроликов. Последняя оказалась свободной. Заказав кофе, Николас сказал:

— С чего это ты так раскраснелась, из-за меня или из-за того типа? У него вид пройдохи — может, это он тебя разозлил?

Даже при тусклом зеленоватом свете занавешенной «клетки» было заметно, как у Алтеи снова разгорелись щеки.

— Ники, он ужасен! Он — тот второй покупатель, которому понадобился наш «Лодж», он сказал, что даст на сто фунтов больше, чем Блаунт. По его виду не скажешь, что у него много денег, как ты думаешь?

— Между прочим, миллионеры иногда ходят в отрепьях.

— Но на нем не отрепья. На нем все новенькое и… кошмарное.

— Он мог выиграть в карты. Или поставил последнюю рубаху на скачках. Или он предприимчивый разбойник, который награбил миллионы, курсируя между почтами и банками — как я понимаю, для смышленого юноши на этом поприще открываются большие перспективы. Могу придумать только эти три способа, как разбогатеть в наши дни, это тебе подтвердит Верховный судья Англии. Я считаю, давно пора организовать налоговую инспекцию специально для грабителей. В наше время чем больше ты работаешь, тем меньше получаешь и больше платишь. Тема увлекательная, но я хотел поговорить на другую.

Официантка принесла кофе и поставила на блестящий зеленый столик. Когда она ушла, Николас продолжил:

— Я хотел поговорить о нашей свадьбе. Что скажешь, Алли?

Она знала, что к этому идет. Чего она не знала — так это что она сейчас чувствует. Она решительно не понимала своих чувств, а ведь человек не должен делать важнейший шаг в своей жизни, хорошенько не разобравшись в своих чувствах. Она жалобно посмотрела на него и сказала:

— Ах, Ники, я не знаю… Не торопи меня.

Его тонкие темные брови поползли вверх.

— Ты считаешь, что я тебя тороплю? После семи лет?

Можно во многое поверить, если очень постараться, но сейчас я не верю собственным ушам.

Она смотрела с прежним жалобным выражением.

— У меня такое ощущение, что мы стояли на высокой крутой горе и побежали вниз, а склон становится все круче, и мы бежим все быстрее и быстрее и не видим, куда бежим, и конца спуску не видно.

— Очнись, Алли! Как ты не понимаешь, ты чувствуешь то же, что и любой почувствовал бы, если бы его годами запугивали или держали в заточении, и вдруг дверь открылась и вот она — свобода! Достаточно сделать шаг и захлопнуть за собой дверь, но люди боятся. Естественная реакция: человек боится, что это ловушка, что его поймают и посадят обратно. Он так привык выполнять приказы, что не смеет принять собственное решение и действовать по своей. инициативе. Проснись! Пойми, не существует никаких ловушек, тебе ничто не помешает выбраться на волю и выйти за меня замуж!

— Положим, что я так сделаю, а она умрет…

— Положим, не будет ничего подобного.

— Она может…

Николас перебил ее;

— Слушай, Алли, я заранее знаю все, что ты мне скажешь. Она была гораздо моложе твоего отца, она была красивая, и он ее баловал. По счастью, он прекрасно понимал, что она из себя представляет. Он так распорядился деньгами, что она не может трогать основной капитал, и завещал дом тебе. У него была работа, а все остальное он предоставил ее вкусам и капризам. А когда он умер, все ее капризы достались тебе, только у тебя нет работы, куда можно было бы сбегать. Делать все по-своему для нее стало игрой, в любой мелочи она должна победить любой ценой.

Она будет использовать все средства, пока у нее есть за что бороться. — Последние слова он повторил:

— Пока есть за что бороться. Но как только мы поженимся, эта увлекательная игра прекратится, и она это знает. Если она станет продолжать истерики, то навредит себе, но я уже говорил тебе: она слишком любит себя, чтобы пойти на такое безрассудство.