Патриция Вентворт - Ускользающие улики

— Я наезжаю к вам сюда, чтобы навестить моего старенького дядю, и решил вот для разнообразия остановиться здесь, а не в Мэлбери.

— Дядю… — как-то отвлеченно повторил Генри Каннингэм.

— Он врач, но давно на покое, — продолжил Крейг. — В свое время врачевал здесь у вас. Доктор Радд Лестер.

Ему уже девяносто с лишним, но он пока довольно бодр.

— А-а, да-да, доктор Лестер… — проговорил Генри Каннингэм. У него была привычка оставлять фразу незаконченной. Видимо, это означало, что ему просто нечего сказать. В эту минуту зашел новый посетитель и, проходя мимо, громко окликнул Каннингэма:

— О, кого я вижу! Как всегда веселы и бодры! Пинту легкого горького, мистер Стаббс, если можно. Ну, как ваши жучки-паучки, мистер Каннингэм?

Звучный добродушный голос, цветущий вид — абсолютная противоположность рассеянного и вялого Генри Каннингэма. Даже не представившись, незнакомец с места в карьер атаковал Крейга:

— А вы, я вижу, только прибыли?.. Побудете у нас пару деньков? Ну что же, лучше мистера и миссис Стаббс никто вам не потрафит, это точно. Кстати, меня зовут Сэлби, Фред Сэлби к вашим услугам. Наткнулся на эту милую деревушку, когда приискивал местечко, где осесть на покое, и ни разу не пожалел об этом. Славное местечко, лучше не бывает, и люди тут славные. Работал-то я в Лондоне, и все твердили, что за городом я умру от скуки, что я тут не приживусь. — Он весело рассмеялся, сделал большой глоток пива и продолжал:

— Конечно я все же иногда наведываюсь в столицу, да-да, наведываюсь. Но чтобы вернуться насовсем — ни за что, премного благодарен! Ни за какие коврижки. Раньше у меня, знаете ли, пошаливали нервишки, а теперь я и думать о них забыл! Мучала бессонница, ой-ой-ой как, а теперь — как брякнусь на кровать, так и просплю не шелохнувшись, пока будильник в ухо не зазвонит.

— Значит, вы «жаворонок»!

— Вот-вот, он самый! У меня несколько дюжин курочек — так, для души, знаете ли. Их очень важно утром вовремя покормить горячей кашкой. Поверьте, три года назад мне и не снилось, что буду вставать в половине седьмого, чтобы приготовить завтрак полчищу кур! Я жене говорю: ты бы, что ли, помогла, — да где уж, у нее, видишь ли, и без того хлопот полон рот. Видимо, у нес и правда полно дел, хотя по утрам к нам приходит девушка-помощница, а в Лондоне жена и без помощниц управлялась.

Сэлби продолжал болтать. Тем временем Генри Каннингэм незаметно вышел.

На следующее утро, сидя в светлой, жарко натопленной дядиной комнате, Крейг упомянул про свою встречу с бывшим Ромео:

— Вчера вечером я познакомился с мистером Каннингэмом. Генри Каннингэм из Хэзл-грин. Не помнишь такого?

Старый доктор Лестер был очень похож на обезьянку, особенно сейчас, в маленькой черной скуфейке и красном халате. Ну просто обезьянка шарманщика, зорко следящая за происходящим вокруг, только глаза у этой обезьянки не грустные, а очень живые, с озорным огоньком. Но сейчас в них блуждало сомнение.

— Каннингэм? — переспросил он. — А сестру зовут Люси?

— Вроде бы.

— Да-да-да, ну конечно, да! — Глаза доктора снова заблестели. — Генри Каннингэм? Боже, что за умора была!

— Это вы, простите, о чем?

— Говоришь, Хэзл-грин. А с кем-нибудь из Крю знаком?

— Меня познакомили с мисс Лидией Крю.

— Ну, тогда, считай, ты знаешь всю компанию. Угадай, как я ее прозвал? Про себя, конечно, — доктору нельзя подшучивать над пациентами, ты же понимаешь. «Гордость и предубеждение», точнее не придумаешь! — Он фыркнул себе под нос и заговорил снова:

— Лидия Крю, аристократический Крю-хаус — и вдруг новость: нет больше денег. Делать нечего. Ее отец продал Дауэр-хаус Каннингэмам. Она устроила такой скандал, что бедный родитель на месяц слег в постель, и я сказал, чтобы за ним ухаживала медсестра, — лишь бы Лидия к нему не входила. Ну, в общем, понадобились деньги, и Дауэр-хаус был продан.

А когда все утряслось, она даже подружилась с Каннингэмами и, мало того, влюбилась в Генри. Глупость, конечно, этот их роман. Слава богу, что ничем это не кончилось, а то бы она его в порошок стерла. Она же тиранка, и очень черствая, да еще на десять лет старше его — стерла бы в порошок. В общем, все хорошо, что хорошо кончается, но тогда вся деревня гудела.

Он усмехнулся и потер руки.

— О чем? — спросил Крейг.

— Прости, Господи, мою душу грешную, это было так давно… — пробормотал старый Лестер упавшим голосом. — О чем мы с тобой беседовали?

— О Генри Каннингэме и Лидии Крю.

— Ах да! — снова оживился доктор Лестер. — Было много разговоров, много. Но ничего наверняка не знали. Миссис Мейберли была исключительно рассеянной: в магазин не могла сходить без приключений: то сумку забудет, то зонт… Кольцо она, скорее всего, где-то потеряла — сняла, когда мыла руки, и забыла о нем. Я-то думаю, что у нее его вообще на руке не было в тот день, когда она заявила о пропаже. Но куда оно делось, так и не выяснили. А разговоров было много, очень. И когда Генри исчез — вот так сразу, — естественно, все заподозрили, сам понимаешь кого. Так ты говоришь, он вернулся?

— Да, сэр, он вернулся.

— Да-да, — кивнул доктор Лестер, — давно это было, очень давно.

В тот же день, выйдя из «Рождественской сказки», Крейг Лестер заметил высокую фигуру, неспешно приближавшуюся со стороны Крю-хаус. Никто ему не говорил, что мисс Крю немощная затворница, но у него почему-то создалось именно такое впечатление. Его больше не водили в ее апартаменты, хотя под тем или иным предлогом он каждый день виделся с Розаменд и Дженни.

Однако та сцена, как она восседала в бархатном одеянии под яркой люстрой, заливающей светом груды устаревших сокровищ из прошлого, врезалась в его память. Он не мог представить эту чопорную даму в другой обстановке, только на кресле, напоминающем трон. Дженни не раз говорила, что звонок тети Лидии не умолкает ни на миг, и Розаменд бегом мчится на его зов, потому что тетя очень не любит ждать. Он и сам то и дело слышал это проклятое треньканье и видел, как Розаменд срывалась с места и убегала. И тем не менее мисс Крю без всяких провожатых шла ему навстречу, опираясь только на трость. В полный рост она показалась ему еще более высокой и неприятной. Она держалась очень прямо, словно проглотила стальной прут. Глаза из-под полей весьма помятой фетровой шляпы сначала посмотрели па него равнодушно, потом, когда узнала, надменно. На ней был темно-серый твидовый костюм — пиджак и юбка почти до лодыжек — и старая черная меховая шубка нараспашку. Воплощение деспотизма и аристократизма от макушки до самых копчиков потертых лайковых перчаток. Она еле заметно поклонилась Крейгу и проследовала дальше, к цели своего путешествия — к белому домику, расположенному в глубине улицы, напротив гостиницы. Перед домом пестрел садик с крокусами, ветви двух тисовых деревьев над воротами переплетались, образуя арку и оплетая живой изгородью сами ворота.